Уильям Теккерей - Кэтрин

Хэйс робко заспорил, уверяя, что ни в чем не виноват, но мистер Биллингс сгреб его за воротник и, тыча в нос кулаком, страшной клятвой поклялся вышибить из него дух, если он еще посмеет порочить его, мистера Биллингса, матушку. Миссис Хэйс, продолжая разговор, сослалась и на толки о том, будто он собирается сбежать от жены; а мистер Биллингс тут же пообещал, что настигнет его даже в Иерусалиме и не выпустит из рук живым. Однако угрозы и брань юного Биллингса скорее успокоили, нежели взволновали мистера Хэйса; он жаждал поскорее пуститься в путь, но почему-то ему вдруг показалось, что он не встретит на этом пути препятствий. Впервые за много дней он испытал чувство, отдаленно напоминающее уверенность, и у него появилась надежда на благополучный исход задуманного предательства.

И вот наконец после всего изложенного мы подошли, о публика, к заветной цели, к которой автор стремился с первых страниц настоящего повествования. Мы достигли, о критик, той точки в рассказе, когда описываемые события приобретают столь восхитительно зловещий характер, что лишь каменные души могут не зажечься интересом к ним. А ты, благородный и разборчивый читатель, кому надоели безобразные сцены насилия и кровопролития, вышедшие в последнее время из-под пера некоторых наших прославленных сочинителей {Автор писал это в 1840 г.}, если тебе захочется с отвращением отвернуться от книги, вспомни: это писано не для тебя и не для таких, как ты, кто наделен достаточным вкусом, чтобы с презрением осудить подобный стиль; но для широкой публики, у которой такого вкуса нет, - для тех, кто благосклонно встретил целых четыре жизнеописания Джека Шеппарда; кто привык жадно поглощать кровавую требуху ньюгетских отбросов, скармливаемых им литературными поставщиками, и кому мы, грешные, скромно следуя по пятам верховных жрецов и пророков книжного мира, вознамерились принести и свой посильный дар - мелочь, пустячок, но от чистого сердца. Итак, сюда, прекрасная Кэтрин и доблестный граф; вперед, храбрый Брок и безупречный Биллингс; поспеши, честный Джон Хэйс; предыдущие главы были только цветами, предназначенными разубрать вас для жертвоприношения. Всходите же на алтарь, о невинные агнцы, и приготовьтесь к последнему таинству: нож уже наточен и жертвенник готов! Подставляйте шеи, любезные - публика изголодалась и жаждет крови!

ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ

По всей вероятности, мистер Хэйс знал или догадывался о нежных чувствах monsieur де Гальгенштейна к его жене; уж очень бросались в глаза ее постоянные обновки и более частые, нежели прежде, отлучки из дому; нельзя было также не заметить того обстоятельства, что со дня роковой ссоры Кэтрин ни разу не спросила у него денег на домашние расходы. А у него недоставало духу завести об этом речь; она же словно и забыла, что он должен давать ей деньги.

Миссис Кэт и в самом деле получала немало денег от влюбленного графа. Не забывал он и Тома; а кроме того, без конца осыпал предмет своей страсти разнообразными дарами.

Среди этих даров была корзина отборного шотландского виски; она появилась в доме уже давно и не давала покою мистеру Хэйсу, большому охотнику до спиртного. Вуд с Биллингсом распивали бутылку за бутылкой, - и чем дольше пили, тем больше хвалили; Хэйс всякий раз завистливо косился на них, проходя к себе через маленькую гостиную за мастерской; с какой бы радостью он примкнул к их компании, если бы отважился!

К 1 марта 1726 года у мистера Хэйса уже собралась на руках почти вся сумма, с которою он намерен был сняться с места; как раз в этот день поступил платеж по одному векселю, который он считал почти безнадежным, и потому домой он вернулся несколько приободрившимся; сознание, что час отъезда близок, придавало ему духу. Никто не делал попыток задержать его силой; к тому же он был вооружен, деньги были зашиты в надетый на нем пояс, и он почти уговорил себя, что бояться ему нечего.

Он пришел домой в сумерки, около пяти часов пополудни. Ни миссис Хэйс, ни мистера Биллингса дома не было; только старый мистер Вуд, по своему обыкновению, сидел с трубкой в маленькой гостиной; завидя мистера Хэйса, он заговорил с ним в самом дружеском тоне, выразил удивление, отчего это он стал чуждаться своих домашних, пригласил сесть и выпить стакан вина. В мастерской горел свет, подручный еще не ушел; мистер Хэйс отдал ему кое-какие распоряжения и, не видя причин отказываться, подсел к мистеру Вуду.

Поначалу беседа у них не ладилась, но вскоре пошла живо и непринужденно; и так мил и доброжелателен был мистер - или доктор - Вуд, что совсем покорил собеседника любезностью обращения; лед растаял, друзья были снова друзьями, как во время оно.

- Мне без вас вечерами очень скучно, мистер Хэйс, - ворковал доктор Вуд. - Вы человек хоть и неученый, да бывалый, с вами всегда есть о чем поговорить. А что мне в обществе такого мальчишки, как Том? К тому же после вашей размолвки с миссис Кэт негодник бог весть что возомнил - разыгрывает тут по меньшей мере турецкого султана! Вдвоем они окончательно забрали над вами верх. Признайтесь, друг Хэйс, ведь это так и ведь вы терпеть не можете мальчишку.

- Что правда, то правда, - сказал Хэйс. - Он у меня как бельмо на глазу. Приятно, что ли, когда вам постоянно тычут в нос грехи вашей жены и когда эдакий сопляк помыкает вами у вас же в доме.

- Озорство, сэр, пустое озорство, не больше, - возразил Вуд. - Ребячьи забавы, сэр, поверьте, с возрастом это пройдет. При всей его несносности, а он и вправду брыклив и задирист, как жеребенок, - у мальчика в натуре много хорошего. Сам он будет поносить всех и каждого, вообразив, что ему дано такое право, но другому никогда этого не позволит. Ведь вот сказал же он миссис Кэт на прошлой неделе, что если вы и прибили ее, то поделом. И дело у них дошло чуть не до ножей, совсем как тогда с вами. Провалиться мне, коли не так. А когда в "Голове Браунда" какой-то малый назвал вас эдаким-разэдаким "Синей Бородой" и сказал, что вы хотели убить свою жену, верьте слову, Том тут же вскочил и ударом кулака сбил обидчика с ног.

Из сказанного одно вполне соответствовало истине; другое же целиком было вымышлено мистером Вудом, должно быть, с благим намерением ослабить вражду между отчимом и пасынком. Отчасти он достиг цели; правда, Хэйс не настолько растрогался, чтобы вдруг почувствовать влечение к молодому человеку, которого с первой встречи всей душой ненавидел, но он обрел некоторое внутреннее спокойствие и даже повеселел. Словом, когда миссис Кэт и ее сынок воротились домой, то, к немалому своему удивлению, застали мистера Хэйса восседающим на старом своем месте в маленькой гостиной и самым дружеским образом беседующим с мистером Вудом. Последний тотчас пригласил их в компанию пропустить по стаканчику.