Уильям Теккерей - Теккерей в воспоминаниях современников

Фальшь того правила, с которым он подходит к характеру, мы могли бы отчасти показать, обратившись к персонажам историческим. Мы уже видели это в его лекциях об английских юмористах, а теперь снова видим в исторических персонажах, введенных в "Эсмонда". Имея данные для оценки подлинно жившего персонажа, он, по нашему мнению, просто не может получить правильный результат. В этом романе мистера Теккерея важное место занимает Стиль и, надо сказать, жестоко страдает от его обращения.

Мальборо тоже фигурирует в книге и изображен совершенно неправдоподобно, без единого перехода от угольно-черного к лилейно-белому. Снова и снова в этом портрете возникают черты, которые мы вынуждены считать совершенно несовместными с каким бы то ни было пониманием человеческой природы; но особенно явственно эта ошибка выразилась в одном пассаже, который мы тоже с удовольствием приведем здесь как отлично написанный...

Приводя эти отрывки, мы коснулись самого важного результата, к которому приходит мистер Теккерей со своим методом разработки характера. Там, где есть что-нибудь хорошее, говорит он, там должно быть и что-то дурное: это природа, которой я должен быть верен. Но верность природе не дается ему, потому что такая точка зрения мешает увидеть, какие недостатки или странности могут сопутствовать положительным свойствам характера. Том Джонс с его беспечными пороками не был бы способен разрешить любимой птичке Софьи умереть, как Блайфил со своими осторожными добродетелями не мог бы вступить в сомнительную связь с миссис Белластон. Каждый живой характер это неделимое целое. Есть недостатки, которые суть непременные следствия необычного развития некоторых добродетелей; есть и такие, которые могут, и такие, которые не могут совпадать с некоторыми видами добродетели, и сочетания их в каждом отдельном характере дают такое законченное целое, что ни одного ингредиента нельзя убрать, не нарушив равновесия остальных. Читая Филдинга, мы входим в общество людей, которых мы знаем так же хорошо, как знаем своих друзей из плоти и крови. Они движутся у нас перед глазами, под влиянием то одного, то другого чувства; каждый во всех случаях действует по подсказке совершенно понятных импульсов и показан так, что сумма импульсов, сложенных воедино, создает характер, в котором сильные и слабые стороны как-то уравновешены. Такое вымышленное лицо становится для нас реальным. Бели оно не жило и не дышало в жизни, оно жило и дышало в произведениях Филдинга, то есть времени его и его страны, отраженных в литературе. По сравнению с такими творениями, в произведениях мистера Теккерея мы слишком часто встречаем раскрашенные картинки, почти всегда блестящие или гротескные, почти всегда немыслимые. Даже Бекки Шарп, хотя и запомнится как одна из фигур в английской литературе, которой, видимо, предстоит долгая жизнь, слишком часто балансирует на грани реального, а одна из главных героинь настоящей книги Беатриса - из тех же материалов, что и Бекки Шарп, только немного измененных, - существо вообще небывалое. Она прекрасна, суетна, бессердечна, кокетка, упустившая несколько богатых партий; однако вдруг начинает осуждать свою никчемность и не в минуту раскаяния, в кратком порыве к лучшему, а так, как оно совершенно несовместимо с ее природой...

Мать гордой Беатрисы, которую Эсмонд называет своей госпожой, златокудрая леди, выданная замуж в пятнадцать лет, в двадцать становится опекуншей Эсмонда, которому в это время двенадцать лет. Мальчик становится учителем своей госпожи и ее детей; и она, влюбившись в него по случаю того, что он сам заболел и ее заразил оспой, хранит эту страсть в тайне до самой смерти мужа и лелеет ее как вдова до почтенного сорокалетнего возраста. Все это время Эсмонд называет ее своей госпожой, обожает ее, верит в нее; и все же, хотя он изображен как человек серьезный и разумный и не может не видеть и не чувствовать всей любви, которую изливает на него ангел-вдова, мучает эту несчастную признаниями в своей страсти к ее бессердечной и ветреной дочери, волочится за дочкой с небывалым постоянством при совершенно безнадежных обстоятельствах и все же продолжает боготворить ее мать, эту святую. И лишь в конце концов, когда она достигла сорока лет, понимает, что его миссия в жизни - жениться на ней. Много прекрасных патетических пассажей, много тонких намеков да изредка - проявление истинной страсти все это не может побудить нас принять или стерпеть такую цепь эпизодов. Так не бывает, и на том кончим... Все образованные читатели, мы в том уверены, от души насладятся "Эсмондом", хотя трудно сказать, насколько библиотеки одобрят смутное впечатление, которое книга оставляет как история жизни. Во многих отношениях она написана рукою мастера, и все же ей грозит гибель, потому что талант и труд тратятся на неудачно выбранный материал. Худшее писание на лучшем фоне имело бы шанс прожить дольше, и мы не можем удержаться, чтобы не высказать наше убеждение, что пока мистер Теккерей строит книги на своем теперешнем отношении к обществу, он строит на песке.

ЭЛИЗАБЕТ РИГБИ

ИЗ СТАТЬИ "ЯРМАРКА ТЩЕСЛАВИЯ" И "ДЖЕЙН ЭЙР"

Выдающийся роман - всегда значительное событие для английского общества. Он становится чем-то вроде общего друга, о котором можно говорить правду, не боясь попасть в ложное положение и не смущаясь в выражении чувств. Как нация, мы на редкость застенчивы и сдержанны, а потому весьма неловки в попытках узнать друг друга поближе, хотя, казалось бы, это несложное искусство. Мы вновь и вновь встречаемся в так называемом "свете", соблюдая безмолвный уговор строго держаться в неких границах - быть вежливыми, как требует воспитанность, быть умными, насколько это в наших силах, но корректно не приподнимать тех покровов, которые каждый счел за благо накинуть на свои истинные чувства и склонности. Для этой цели изобретено множество способов, позволяющих со всей полнотой соблюдать букву доброго знакомства и даже дружбы, старательно и умело избегая хотя бы малой искры духа. Мы охотно устремляемся к предметам, к которым каждый может проявить живейший интерес, но при том без малейшего любопытства к внутреннему миру наших собеседников. Наши модные увлечения, такие разные сегодня благотворительность, а завтра наука - это всего лишь хитрые приемы, помогающие держать ближних на расстоянии. Пусть мы посещаем ученые собрания и собираем пожертвования, и археологизируем, и геологизируем, и двенадцать месяцев в году беседуем с нашими соотечественниками, но об их истинных чувствах узнаем ровно столько, сколько узнали бы о семейной жизни какого-нибудь турка, с которым просидели бы, поджав ноги, на ковре и дружески покуривая трубку ровно такой же срок. Однако есть средства приподнять покровы, столь гармонирующие с нашими национальными нравами, и одно из них - выдающийся роман, особенно, если он близок к подлинной жизни. Мы приглашаем нашего ближнего прогуляться с умышленной и злокозненной целью по-настоящему с ним познакомиться. Мы не задаем никаких нескромных вопросов, не предлагаем неосторожных признаний и даже не пытаемся деликатно выведать его мнение об общих знакомых. Нет, мы просто принимаемся обсуждать Бекки Шарп или Джейн Эйр - и мгновенно достигаем своей цели.