Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней

Лагерь в Секелаже. Участок болота, обнесенный колючей проволокой. К тому времени, в различных клетках, разгороженных высокой проволочной сеткой каждая особо, было напрессовано около 200.000 пленных. Никакой воды, никакой гигиены!.. Хочешь пить - болото под ногами. Хочешь лечь - часами топчись на месте, сгоняя прочь болотную жижу с бугорка грязи, который все время стараешься нагорнуть ногами... Еда - буханка хлеба в 1200 граммов на десять человек, плюс литровый черпак недоваренной (не было времени даже вскипятить!) жидкой баланды из кислой капусты или брюквы. Частый дождь, комары. Начался мор: за ночь гибло по 100-150 пленных. Наконец нас, курсантов, повезли в Германию. Наглухо закрытые телятники, без еды, без воды. Трое суток в пути... Полуживые прибыли мы в "Сталаг Х((-Д", находящийся на горе над городом Триром. Парадокс: вот, что уготовил нам народ родившегося здесь Карла Маркса, - привез в его родной город! Прекрасно обустроенный, опрятный лагерь. Старожилы - французские и польские пленные. А теперь появились мы и немного греков-эвзонов в их юбочках. Французы тоже любопытны: со страшным грохотом маршируют в своих "сабо" - деревянных башмаках и распевают маршевые песенки и, конечно, их излюбленную "Мадлон"... Прощай, моя вторая родина! Привет тебе от без боя разбитых! Не поминай лихом, - не наша в том вина!..

В отрочестве, когда усиленно стремился разобраться в сущности и смысле жизни , в начале и устройстве самого мироздания, в законах взаимного общения и в других высоких материях, так будораживших мой ищущий ум, я был поражен, вычитав у французского философа о существовании двух различных понятий: психологии личности и психологии массы {7} 7 7*. (стр.31). Gustave Le Bon (1841-1931): "La psychologie des foules". 1895. . Психология индивидуума - понятно. А психология массы? - Это, когда множество индивидуумов, по тем или иным причинам, составляют одну массу - толпу. В толпе, множество собственных "Я" подчиняются воле какого-то одного более сильного "Я" - вожаку. И я представил себе кучу мелкой щебенки, где каждый камешек имеет свои характерные острые и неровные края, - свои собственные особенности. А если эту кучу камешков вращать? Тогда каждый из них будет тереться о другие, сталкиваясь с ними, от них отталкиваясь, обламывая при этом собственные шероховатости и превращаясь постепенно в круглую гальку.. Будут обломаны все его индивидуальные выступы и острые углы, неровности, и индивидуум перестанет быть личностью, - потеряет собственное лицо. Он превратится в незначительную, безликую частичку массы. Вся масса этой гальки - ничто иное, как стадо баранов, доверившееся и безропотно следующее за более крупной, сильной личностью. И куда она его поведет, туда слепо пойдут все. Пусть даже в пропасть!.. В неестественном сборище сотен тысяч военнопленных с насильственно обломанными у них характерами и лишенных свободы проявлять себя, и проявилась психология массы-толпы. Хоть каждый еще и сам по себе, но все были, как стадо баранов, в одном проволочном загоне. Объединяло лишь одно, - мысль, как поесть, где это достать, как достать воду, как согреться... Ни того, ни другого не осуществить, и масса металась без цели, без смысла, ибо не было вожака. Так было в лагере на болоте - в Секелаже. Тысячам так и не удалось выжить. И все это - под смех и издевательства "сильных и власть имущих" - вооруженных охранников, наших "победителей".

Было несколько эпизодов, где для меня по-иному проявился "человек". Например, один "бизнессмен", которому удалось сохранить свою шанцевую лопатку, тут же организовал распродажу воды из маленькой ямки, которую ею вырыл. А другой, которому мы из сострадания позволили посидеть ночью на нашем одеяле... короче, проснулись мы от холода: не стало ни шинели, которой мы укрывались, ни этого солдата. "Не зевай, Хомка, на то и ярмарка!"...

Здесь, в Трире, в обезличенных, но со все еще тлевшими проблесками разума, существах, вновь стало пробуждаться человеческое начало. Этому способствовали улучшенные -"человеческие" - условия существования. Лагерь представлял из себя целый город в двести тысяч обитателей. Бараки, прямые улицы, площади. Своя огромная кухня, санчасть, баня. Были и отдельные бараки со льготными условиями - для офицерского состава. Повсюду громкоговорители, под звуки фанфар возвещавшими о новых и новых победах армий Рейха, а иногда и различные приказы. Было и несколько бараков французов, работавших в городе. Счастливчики! Повара-французы тепло относились к нам, югославам, доставленным сюда в самом плачевном состоянии. Достаточно было произнести французские слова: "Дю рабийо, же ву ан при!" или "Супплеман, силь ву плэ!", как нам отпускали дополнительный черпак. И приветливо при этом улыбались. Были приятны, как черпак, так и улыбки. Что больше? Думаю, что улыбки были особо важными, - сглаживали чувство унижения у "попрошаек", не давали ранить достоинство и гордость.

Никогда не думал, что мне когда-либо пригодятся мои знания французского языка! Спасибо вам, Евгений Александрович Елачич и мадам Хлюстина, моя строгая учительница! Я быстро научился произносить целые фразы, чем сразу же привлек благосклонность французов. Вот только меня они понимали отлично, я же не успевал толком вникнуть в ответную скороговорку. Ничего, и этот барьер будет вскоре преодолен!

Находился в лагере и особо огороженный барак, куда доступ был затруднен, почти запрещен. Что там за люди? Любопытство способно преодолеть любые препятствия. Там оказались интербригадовцы. С ними быстро был установлен контакт, и я стал их навещать. Удивительные люди! Разных национальностей, разноязычные, они с полуслова понимали друг друга. Жили дружно, слаженно. А какая дисциплина, какая чистота! И все в постоянном труде. Разбившись на группки, они изготовляли сувениры разного рода: лакированные шкатулочки, портсигары с орнаментами из соломки; полированные самолеты разных типов на красивых подставках, с кабинами из пластмассы. Материал подручный: алюминиевые котелки, ложки, ручки зубных щеток. Расплавив металл, выливали его в песочные опоки, сформированные заранее. Детали опиливали надфилями, полировали. Отверстия для соединения-монтажа высверливали ими самими изобретенными и изготовленными дрелями, где сверлами служили расплющенные гвозди. Работа шла по конвейеру: одни занимались деталями, другие - доводкой и сборкой, окончательной отделкой. Готовые изделия обменивались на продукты. Заказов от охранников - хоть отбавляй! Они же и снабжали инструментами, наждачной шкуркой, прочим. Я сдружился с одной из групп, где почти все были русскими. Ими руководил Иван Троян. У них, у "трояновцев", мы и переняли опыт. Нас сгруппировалось человек пятнадцать. "Трояновцы" снабдили нас образцами, обучили изящному кустарному производству.