Эльмира Нетесова - Женатые холостяки

— А Нонка все еще одна?

— Говорит, что сиротой живет. Если б не знал, поверил бы. Но откинь одеяло в ее постели, там косой десяток хахалей прячутся, как у всех одиночек. Ни одной нельзя верить. И вообще не хочу говорить о бабах. Ни одна не стоит доброго слова.

— Сынок! Не смотри на жизнь сквозь черные очки. Когда выходишь из морга, снимай их. Ведь вокруг жизнь бурлит, не пропусти ее, — уговаривала мать. Никита целовал ее руки и отвечал:

— Если будет суждено, свое увижу и не пропущу ни за что!

В тот день патологоанатом зверски устал и вышел во двор перекурить. Перед глазами мельтешили снопы искр, а в них покойники… Застреленные, повесившиеся, отравившиеся, зарезанные, все ушли из жизни насильственно. Никто не умер своею смертью. Зачем так неразумно? — думает врач. Он даже не услышал торопливых шагов по дорожке. Не оглянулся. А девушка, будто выросшая из земли, тронула за плечо и сказала:

— Это вы будете Никита Попов?

— Я! Чем могу помочь? — спросил, бегло оглядев внезапную посетительницу.

— Ой! У меня к вам куча дел!

— Выкладывайте по порядку! — подвинулся, давая возможность присесть.

— Ну, первое, это поставить зачет.

— А что случилось в первый раз? Почему не сдали вместе со всеми? — насторожился Попов.

— Мама умерла. Я не смогла подготовиться, и вы перенесли на сегодня, — опустила голову.

— Что еще? Какие другие проблемы беспокоят вас?

— Маму похоронили, а следом бабулька ушла. Она у вас в морге. Я решила спросить, сколько должна за услуги?

— Это не ко мне! Там рабочие есть, какие занимаются подготовкой к погребению. У них узнаете. Я не в курсе!

— А за вскрытие, диагностику, за справку, сколько вам должна? — смотрела на Никиту, теребя в руках облезлую сумку.

— Успокойтесь! Мне ничего не должны! — приметил залатанный сапог, облезлый, блеклый маникюр, старую, изрядно подношенную куртку на плечах.

— Специально так оделась, чтоб сбить цену нашим услугам, или впрямь живет тяжко? — подумал невольно. И решил:

— Ну, что ж! Пойдемте в морг, там, на месте сдадите зачет. Посмотрю, как подготовились? — пропустил студентку вперед. Та вошла спокойно, не дрогнув.

Никита сразу подвел к вскрытому покойнику, лежавшему на столе. Начал задавать вопросы, девушка отвечала сбивчиво. Ей впервые пришлось увидеть убитого человека.

— Простите! Мама и бабуля умерли сами. А этого убрали! Отняли жизнь. Дайте дух переведу. Трудно сконцентрироваться, собраться с мыслями. Кажется, я слышу его стон, — вытерла невольные слезы.

— Вы очень впечатлительны. Работа врача — это, прежде всего, хладнокровие.

— Я так не смогу. Мне каждого жаль, потому пошла в медицину.

— От чего умерла ваша мать?

— Сахарный диабет. Эта болезнь не лечится. Я делала все, но оказалась бессильной. Бабулю инсульт погубил. Она очень любила маму. Так вот и получилось, что за десять дней обе умерли. Никого у меня не осталось. На всем свете одна. Как жить дальше, просто не знаю.

— Вы в общежитии устроились?

— Нет! Я в частном доме! Его еще дед строил. Теперь не знаю, что с ним делать. Все из рук сыпется, как через решето, — внезапно уронила голову на плечо Никите и разрыдалась в голос.

— Дина! Возьмите себя в руки, успокойтесь! Вы, сильный человек! Не давайте себе расслабиться, держите нервы под контролем…

— Я не хотела, простите, такое со мной впервые, — пыталась взять себя в руки, но рыдания сотрясали, они рвались наружу с новой силой.

— Давайте выйдем во двор, там быстро успокоитесь, — помог выйти из морга, взяв девушку под руку, держал крепко, девчонку шатало.

— Вы сегодня ели? — спросил внезапно, Динка покраснела:

— Не знаю. Может, ела, но это неважно! — вытирала слезы, а они бежали ручьем.

— Выплачься, выкричись! — завел в беседку и попросил работницу морга сделать две чашки кофе. Та вскоре принесла.

— Пей, Дина! Встряхнись. Не надрывайся. Когда-то мы все уходим. Но чем старше человек, тем тяжелее переносит потери родных. Это горе лечит только время. Оно скоро не проходит. Потому, крепись! Давай сюда свою зачетную книжку. Береги себя, девочка! Помни, горе проходит, беды забываются, а мы остаемся. Старайся быть среди людей, не замыкайся, беги от одиночества! И не беспокойся об оплате. Тебе сделают по минимуму, — погладил девушку по спине. Та вымучено улыбнулась, скупо поблагодарила человека и вдруг призналась по-детски простодушно:

— Я так боюсь оставаться в доме одна. Все слышу шаги и шорохи, шепот, как будто мама с бабушкой у печки возятся, встаю, а их нет. Так страшно! А ночью на чердаке кто-то прыгал. И под окнами ходят. По комнатам носятся, рядом с моей постелью останавливаются. Я даже свет не выключаю, домой с занятий боюсь возвращаться. Может, когда похороню бабулю, все прекратится? Наши соседки-старухи говорят, что такое беспокойство целый год будет. А потом все уляжется. Только надо покойниц на крыльце горячими блинами поминать и ночную рубашку надевать наизнанку на ночь, чтоб мои мамулька с бабулькой во сне сердце не терзали. Я уже два дня так делаю, а уснуть все равно не могу. Вот если бы хоть кто-то из подруг со мной остался. Но все боятся.

— Хорошо! Я зайду к тебе после работы, немного посижу с тобой! Может, успокоишься, не будешь бояться своих, — пообещал Никита и вечером действительно навестил Динку.

Едва глянув, понял, тут был повод для страха. Большой двухэтажный, мрачный дом был угрюмым и похожим на строгого, хмурого старика, недоверчиво встречающего каждого входящего. В самом доме пахло сыростью, старостью, болезнями.

— Дина! Да у тебя камин есть! Давай его затопим. Все теплее будет. А для начала откроем форточку и проветрим дом. Пусть беда уйдет отсюда! Чего в сумерках сидишь? Давай свет включим! Оно и на душе прояснится. Не зацикливайся! Выходи из штопора! — теребил девушку и велел ей сменить серый халат на нормальную яркую одежду.

— Соседи осудят! Велели год носить траур, не снимая его с головы и плеч…

— Ерунда! Покойницам такие жертвы не нужны. Им важна память. Она в твоем сердце и в душе живет!

Динка послушно переоделась, вышла к Никите, тот глянул и понял, что скоро отсюда не уйдет.

Девушка поставила на стол ужин, но сама не ела. Не могла заставить себя. Будто кто-то на заглушку закрыл горло. Никита с этим не смирился:

— Ешь. Иначе я тоже ни к чему не прикоснусь.

— Не могу!

— Чепуха! Прикажи себе жить! Если хочешь, чтоб я приходил сюда, хоть изредка, ты будешь меня слушаться!

— Хочу, чтоб не уходили никогда! Вы такой добрый и хороший! — смотрела на Никиту по-детски доверчиво.

— Тогда ешь! — настаивал упрямо. Динка неохотно ела котлету, пропихивала ее в себя через силу. Никита ел с удовольствием:

— Сама готовила? — спросил неожиданно.