Фэй Уэлдон - Подруги

Именно этими словами — не женюсь, а беру в жены, поскольку в этом тоже проявилась бы одна из черт его натуры.

Когда Оливер получает степень бакалавра с отличием — к великому своему разочарованию, всего лишь третьего класса, а не первого, как твердо рассчитывал, — они с Хлоей переезжают в Лондон. Живут в одной комнате — она же и спальня, и гостиная — в Баттерси, прямо под трубами теплоцентрали, от которых по небу над ними стелется облако черного дыма. Было это в дни, когда Лондон еще не сверкал чистотой, как сегодня, и по городу, отравляя жизнь и легкие его обитателей, ползли туманы, смешанные с копотью и дымом.

Хлоя, потратив на ученье полтора десятка лет, так ни на кого и не выучилась и потому считает, что ей повезло, когда устраивается продавщицей в универсальный магазин стандартных цен «Бритиш хоум сторз», в отдел, торгующий так называемыми двойками — вязаный джемперочек с короткими рукавами и к нему кофточка с длинными, на пуговицах, того же (обыкновенно пастельного) оттенка. Изредка ее переводят в ювелирный отдел, где продаются нитки искусственного жемчуга, придающие двойкам законченный вид. Ей нравится ее работа — складывать, разглаживать, мерить, подавать — все движения ее выверены, точны, женственны, сдержанны. Редко кто умеет так отдаваться работе. Очень скоро ей предлагают перейти на более высокую должность — помощника администратора, но она отказывается. Тогда ей пришлось бы кончать работу на полчаса позже и приходить домой после Оливера. Она считает своим долгом приходить раньше мужа, включить отопление, приготовить горячий чай. От копоти и тумана у Оливера бывают приступы кашля.

Узаконенная и постоянная близость с мужчиной для Хлои — источник такой поразительной, немыслимой радости, что она, боясь небесной кары, исполняется набожности. По пути домой нет-нет да и завернет в католическую церковь умиротворить Создателя, поставив ему свечку.

И по-прежнему не сообщает Гвинет, что вышла замуж. Пишет матери письма, но не приезжает навестить.

Оливер работает попеременно то школьным учителем, временно замещая тех, кто болен или в отпуске, то дежурным администратором на радио Би-би-си, то нанимается в кафе «Лайонз» жарить гренки по-валлийски и так далее, но повсюду держится (по мнению работодателей) с таким гонором, что сработаться с ним невозможно, и его увольняют даже с таких мест, откуда не увольняют никогда и никого, что для них с Хлоей служит предметом своеобразной гордости.

Какая он незаурядная личность, этот Оливер, как неустрашим и честен, что за цельная натура! Можно ли не любить такого? Оливер — лютый враг богатых, власть имущих, благополучных, удачливых, красивых. Добродетель для Оливера тождественна неумению добиваться успеха, неподкупность — прозябанию в бедности. Оливер плохо спит по ночам, его мучают кошмары, и он с криком просыпается; он безумно страдает от мигреней, несварения желудка, бронхита, похмелья и депрессий. Что ж, Хлое все это было известно.

Хлоя только рада делить с Оливером его невзгоды. Она вместе с ним переживает его депрессии, унимает его мигрени, восхищается стилем его прозы, лечит его от несварения желудка и терпеливо сносит приступы ярости, которым он подвержен, зная, что, как бы он ни орал, ни швырялся тарелками, как бы ни доводил ее в конце концов до слез, гнев его обращен не на нее, а на него самого. Зная также, что к вечеру, отбушевав, он опомнится с удивленным видом и прижмет ее к груди, любя ее, как самого себя, — а может ли женщина требовать от мужчины большего? Тоже по-своему счастливое время. Лучами этого счастья и озарена их жизнь — не только в будущем, но и в прошлом.

Что, как не провидение этого счастья, утешало Хлою в детстве, когда она лежала, полная страхов, на своей жесткой койке; в чем, как не в этом будущем счастье, черпал в детстве Оливер надежду и упорство, без конца сажая и пересаживая свой садик, сколько ни оседало сверху копоти, сколько ни гадили кошки и собаки, как ни безжалостно топтали сестры своими ножищами его нежные саженцы. Его-то, это счастье, и не могут забыть сегодня Хлоя и Оливер, оттого и кружат, не в силах оторваться друг от друга, то окунаясь в события своей жизни, то вновь выныривая; их дети, ее подруги, Патрик Бейтс — насколько больше, как выясняется, напутано, накручено в ее молодой жизни, чем у него, к той первой ночи, которая свела их, — и как все это впоследствии разрослось, расцвело пышным цветом и обратилось в тлен.

Разумеется, неизбежно наступает день, когда они едут нанести визит Гвинет. Из-за уставленной пивными кружками стойки бара в «Розе и короне» Гвинет смотрит на молодую пару и в первую минуту, как бы умышленно, не узнает дочь.

Хлоя. Мама.

Гвинет( помолчав ). А, это ты, Хлоя.

Хлоя. Мама, мне нужно тебе что-то сказать.

Гвинет. Я знаю, ты вышла замуж. Приезжала Марджори и рассказала мне.

Подруги. Вот они, подруги.

Хлоя( с возмущением ). Так что же ты тогда не писала…

Гвинет смотрит на нее и молчит.

Хлоя( в смятении ). Мама, не надо так.

Гвинет постарела, погрустнела, у нее усталые глаза. Хлоя — в самом зените своей прелести, лучше ей уже не бывать. После неудачной беременности она, точно бабочка, трепещет на неуловимой грани, что разделяет девочку и женщину, она тянет нектар и оттуда и отсюда.

Гвинет идет убирать посуду со столиков.

Оливер. Это я виноват, миссис Эванс.

Гвинет( когда возвращается ). Вам, вероятно, говорили, вы как две капли воды похожи на Хлоиного отца. Надеюсь, у вас крепкие легкие. Получше проветривай простыни, Хлоя.

В этом — прощение, примирение, отпущение грехов. Гвинет с Хлоей обнимаются, всплакнув, хотя за столько лет совместной жизни не приучились к подобным проявлениям нежности. Миссис Ликок разрешает Гвинет накормить молодоженов бесплатным ужином и даже посидеть с ними в «Укромном уголке», покуда они едят. Впрочем, воскресными вечерами посетителей в трактире мало.

Хлоя полагает, что вслед за этим Оливер, казалось бы, тоже должен представить ее родным. О чем и говорит ему однажды ночью, когда они лежат без сна в своей единственной комнате. Оливера сотрясает кашель. Туман застилает окна, заползает в щели, без труда проникает сквозь тонкие шторы. Оливер зарабатывает сказочные деньги, пятнадцать фунтов в неделю, но ни за что не истратит лишнего гроша. Он работает в кинокомпании «Рэнк организейшн», где начинал с восьми фунтов в неделю и откуда, несмотря на громогласные ниспровержения коммерческой кинопромышленности, на ежедневные публичные обличения ее в буфете как вавилонской блудницы киноискусства, на послеобеденные возлияния, которые он позволяет себе, его не увольняют. А напротив, расценивая подобное поведение как признак одаренности, настаивают на его повышении. Ему поручают написать сценарий одного фильма, затем — другого. В нем открывается подлинный талант по этой части. Требуха, дешевые детективы, но Оливер пишет их с захватывающей увлеченностью, придавая им внутреннюю обоснованность и правдоподобие, в чем не знает себе равных, — и содрогается от отвращения к себе, когда ставит последнюю точку.