Аугуст Гайлит - Новеллы

На другой день меня подняли ни свет ни заря.

Когда я вышел в переднюю комнату, Вайгла стоял у порога. Он кашлянул, поздоровался, прикрыл за собой дверь и смиренно спросил:

- Молодые могут зайти? Мы все по тому же, по вчерашнему делу, я полагаю, сегодня никаких препятствий не будет...

- Спех у вас велик, как я погляжу, - сказал я недовольно.

- Спех, да, - засмеялся Вайгла и открыл дверь.

Я ожидал опять слез и пререканий, однако, увидев Леэ, поразился. Девушка, судя по всему, долго и тщательно прихорашивалась и была спокойна и серьезна. Я не заметил в ее лице ни малейшего волнения, даже глаза смотрели ясно и смело. И лишь щеки были бледны, да пальцы дрожали, и ладонь была холодной, когда она подала мне руку. Я пригласил ее к столу, предложил присесть и мягко спросил:

- Вы теперь окончательно всё обдумали?

- Да, - ответила девушка смело.

- И хотите выйти за Техвана Яанита? - с удивлением спросил я.

- Хочу, - ответила Леэ.

- Быть может, вас принуждают, грозят вам, прошу, говорите откровенно, ничего не тая.

Девушка чуть подумала и ответила с той же решимостью:

- Нет, не принуждают.

Я долго смотрел ей в глаза, не зная, что еще спросить. Кровь понемногу приливала к ее щекам, она даже улыбнулась. И я предложил:

- Возможно, вам еще есть что сказать? Я могу попросить отца и жениха на время выйти.

- Нет, - ответила девушка.

Вайгла и Яанит стояли возле дверей и переговаривались между собой. Я подозвал их ближе и повторил вопросы. Затем, по древнему обычаю, велел молодым прочесть несколько псалмов, спросил их о символе веры и проверил их познания в святых Тайнах. Леэ отвечала быстро и смело, и когда, зажмурясь, читала псалмы, голос ее звучал точно во сне. Техван же Яанит краснел, запинался, беспрестанно отирал пот и ничего не знал. Потел и Вайгла, стоявший за спиной парня, подталкивавший его и подсказывавший ему, как школьнику.

- Дубина эдакая, все перезабыл! - сердился деревенский староста.

Закончив официальную церемонию, я встал из-за стола и пожелал молодым счастья. Они пошли к выходу. Вайгла впереди всех, Леэ позади. В дверях староста оглянулся и еще напомнил:

- Прошу пастора не забыть: свадьба через три недели.

И вернувшись, положил на стол деньги со словами:

- Так оно надежней, пусть будут все услуги и расходы вперед оплачены!

3

Зима выдалась морозной и вьюжной. Снегу насыпало горы. Маленькие рыбацкие лачуги буквально тонули в нем, только трубы торчали из сугробов. В ясные безветренные дни серые столбы дыма поднимались над крышами, как обелиски. Необычная тишина стояла тогда вокруг, только изредка взлаивала собака или каркала голодная ворона. Воздух был удивительно голубой, снежные равнины искрились и сверкали на солнце.

Редко я выходил за порог своего дома. Да и куда было идти, лачуга Пеэпа Кяэрда большей частью стояла запертой, так как рыбак теперь частенько пропадал в корчме или уходил далеко в глубь острова и охотился там на лис да на куропаток. Он был молчалив, тих и не хотел совсем говорить о Леэ. Когда я порой заговаривал о ней, он отворачивался и не отвечал на вопросы. Даже на венчание Леэ он не пошел. Весь тот день он стрелял на берегу, а вечером из его лачужки неслись хмельные песни.

Изменился и Техван Яанит. Он тоже теперь мало бывал дома, часто наведывался в корчму и толкался там среди пьющих. А когда под утро заявлялся домой, из его лачуги можно было слышать шум, брань и крики. Подчас Леэ полуодетая выскакивала на улицу, рыдала, кричала, и женщинам с превеликим трудом удавалось успокоить молодуху. А порой на улицу выбегал Техван, и тогда звенели стекла в окнах и ругань неслась на всю округу. В деревне уже в открытую говорили, что брак их нисколько не счастлив.

Однажды ночью я проснулся от громкого стука. Отец Техвана, старый Тохвер, барабанил в мое окно и кричал, что сына его убили. Я тотчас выбежал и увидел толпу рыбаков, обступивших Хетвана. Ничего страшного не произошло, пуля только чуть царапнула грудь. Но мужик дрожал, плакал и не мог объяснить, кто в него стрелял. Он, мол, шел из корчмы, кто-то вроде пробежал мимо и сразу вслед за тем раздался выстрел.

Без шапки, в одной рубахе примчался и Мадис Вайгла.

- Это все его, Пеэпа Кяэрда, рук дело! - орал он, захлебываясь от злости. - Один он, паскуда, с ружьем ходит, и добра у него к тебе нет!

- Дело рук Кяэрда, дело рук Кяэрда! - подхватили и остальные.

Когда я потом спросил об этом Пеэпа, тот угрюмо ответил:

- Лопочут ерунду всякую! Не стрелял я и знать про то ничего не знаю! Да мне и дела нет до этого Яанита, живой он или мертвый.

А когда я уже уходил, добавил как бы в оправдание:

- Да и ружье мое никудышнее — бьет с промахом. Вчера по лисе промазал, а это не к добру... И сам не знаю, ружье виновато или рука дрогнула?

Едва Яанит поправился, кто-то проник к нему в сарай и искромсал его сети. Приезжали власти, расспрашивали, дознавались, однако виновного так и не нашли. Хотя и в этот раз поговаривали о Кяэрде, улик против его не было.

Незаметно подошла весна. Снег стоял, ушел лед. Говорливые ручейки бежали к морю, и веселое их журчание не смолкало даже в ночи. Из отдаленных и ближний селений тянулись к морю и рыбаки, чтобы не пропустить, когда нагонит нерпичьи льды. Те, что издалека, разводили на берегу костры, горевшие дни и ночи. У них были с собой сани, багры, котомки с едой, кротилки, тюленьи силки с помочами и собаки. Прекратились вдруг распри, споры, все напряженно ожидали тюленьих льдов. Но шли дни и недели, близился Мадисов день, а льда все не было. Это томительное время ожидания зверобои называли тюленьими днями.

Наконец льды нагнало. Точно кто огонь сунул под стреху — во всех хижинах и лачугах началась суета. Долгожданная весть облетела остров, рыбаки подходили еще и еще, - оставляли с Богом жен и детей и поспешали к морю.

Пошел на берег и я посмотреть, как они отправляются на промысел.

Перед тем как выйти на лед, Мадис Вайгла собрал возле себя молодых тюленщиков. Он был очень серьезен и озабочен.

- У нас есть обычай предков, - сказал он торжественно, - чтить который следует пуще законов. Чтобы промысел был удачным, тюленщик не должен орудия лова и другие предметы, что у него с собой, называть их настоящими именами. И хоть вам и твержено это сызмалу, перед промыслом будь еще раз повторено: силки — это снасти рыболовные, кротилка — деревяшка, собака — ком шерсти, а дым — трескун. Случись кому оговориться, не так назвать что-либо, и промысел кончен, хорошей добычи уже не жди. Поэтому глядите, будьте осмотрительны в словах. И прежде чем ступить на лед, станьте спиной к юго-востоку и сплюньте решительно через левое плечо.

После таких приготовлений мужики двинулись в путь. Было раннее утро, солнце светило над белесым льдом. Дул теплый ветер, ворон кружил в воздухе, и стоял непрестанный плач гагар.