Виктор Московкин - Лицеисты

Федор словно почувствовал ее пристальный взгляд, обернулся к ней. Лицо у него было доброе и смущенное.

— Опять сердишься, — огорченно сказал он. Подошел к ней и попытался обнять. Варя отстранилась. Он сел напротив, положил согнутую в локте больную руку на стол. Глаза у Вари наполнились слезами.

— Мне надоело сердиться, что толку? — капризно сказала она. — Я не знаю, что со мной будет… Твоя бесчувственность убивает…

— Ну зачем же так. — Федор улыбнулся растерянно.

— Я опять тебе говорю, уедем отсюда, — с мольбой попросила Варя. — Если не жалеешь себя, подумай о нас с дочерью. Каждый день я жду тебя и мне кажется, что ты не придешь. Уедем, пока не поздно. Ничего нам не надо…

Федор смотрел в окно в узкую щелку между косяком и отогнувшейся занавеской. На улице сыпал сырой, крупными хлопьями снег, налипал на стекла. Назойливо стучали стенные ходики: не надо, не надо… А что в самом деле ему надо? Тридцать с лишним лет прожил. Как сон: в парнях — работа, гулянка, озорство, позднее тюрьма, встречи с разными людьми — и все переменилось. И теперь, видимо, до конца дней будут вечные волнения, будут тюрьмы… Говорят, у таких жены разделяют вместе все тяготы…

— Почему ты молчишь? — спросила Варя.

— Куда же сейчас с ребенком. — Надо бы сказать ей обо всем прямо, откровенно и никак не решиться — жалко, слишком издергана за последнее время.

— Нет, не поэтому. Тебя удерживает другое.

— Это тоже правда.

— Пойми, вы не продержитесь и недели. Фабрика выписала на свое содержание казаков, уже готовят пожарку для постоя. Можно догадываться, что вас ждет… Пока не поздно, надо прекратить забастовку и подумать о себе. Если вы не скроетесь, вас схватят.

— Откуда тебе известно? — встревоженно спросил Федор. Всю усталость как рукой сняло, недоверчиво смотрел в ее заплаканное лицо. — Кто сказал о казаках?

— А-а! Не все ли равно. Главное, что это так. Брат не хочет тебе зла. Все может обойтись по-хорошему, послушайся меня, уедем.

— Когда ты об этом узнала?

— Утром. Он пришел и сказал мне… Ему тоже не хочется осложнений. А когда прибудут казаки, без этого не обойдется… И я тебя предупреждаю: или мы едем сразу же, или я еду без тебя. Лучшего выхода не вижу. Я не хочу, чтобы все произошло на моих глазах. Я не выдержу…

— Решай как знаешь, теперь я тем более не могу…

— Господи, надо же быть таким бесчувственным! — воскликнула Варя. Она прошла в другую комнату. Слышно было, как взбивала подушки, как легла. Федор сидел за столом, подперев ладонью голову. Ходики все тикали: не надо, не надо…

Вот почему с такой уверенностью говорил сегодня Грязнов, что еще неделю назад владелец фабрики мог пойти на некоторые уступки. Теперь он надеется на силу. Завтра же надо сообщить в лицей — пусть напишут в газету или отпечатают листовку. В городе сочувствуют забастовщикам. Может быть, общее возмущение заставит владельца отказаться от казаков. Так или иначе, моральной поддержкой фабричные рабочие будут обеспечены.

В наружную дверь раздался резкий стук. Федор поднял голову, насторожился. Вышла Варя, растерянно посмотрела на часы — половина первого. Стук повторился. Федор поспешно оделся, нащупал в кармане револьвер.

— Открывайте! Полиция! — прогремело снаружи.

Варя бросилась к комоду за ключом, передала Федору.

— Иди из кладовой, там окно с одними рамами.

Обняла торопливо, подтолкнула. Федор поцеловал дочь, оглянулся еще раз на Варю, слабая, виноватая улыбка появилась на его лице. Сказал с любовью:

— Прости, если можешь…

— Скорей!.. Уходи!

Федор вышел в коридор. В наружную дверь зло стучали, но ломать не решались — знали все-таки, кто живет в доме.

В кладовой было темно и холодно. Стараясь не зацепить что-нибудь, Федор пробрался к окну. На подоконнике белел снег, наметенный в щели. Он откинул крючок, рама скрипнула. Внизу густо росли ломкие кусты бузины, виднелся острый гребень сугроба. Федор взобрался на подоконник, прыгнул. Увяз по пояс. С трудом вытаскивая ноги, пошел к забору. Очевидно, Варя уже открыла дверь.

До забора оставалось не больше десяти шагов, когда сзади крикнули зычно:

— Через окно убежал!

Голос показался знакомым, но чей — вспомнить не мог. Подумал, что зря поспешил, не закрыл за собой кладовую, да и окно не прикрыл. Выбиваясь из последних сил, рванулся к забору. Доски были пригнаны плотно, а подпрыгнуть, чтобы ухватиться за верх, никак не удавалось — ноги глубоко вязли в снегу. Если бы не больная рука…

Сзади уже слышалось тяжелое дыхание городовых, шли прямо к нему, по следу. Рука наконец нащупала выбитый сучок — просунул всего два пальца. Но и этого оказалось достаточно, чтобы подтянуться. Сцепив зубы, вскинул простреленную руку на верх доски, ухватился. От боли потемнело в глазах, застучала в висках кровь. Перехватился здоровой рукой, висел, отдыхая.

— Стреляй! Уйдет! — истошно закричали сзади, совсем близко.

«Да это же Бабкин, — узнал по голосу Федор. — Услуга за услугу…»

Сразу раздалось несколько выстрелов. Федор не слышал их. Все еще старался перевалиться на ту сторону забора, но тело ослабло, он тяжело рухнул в снег.

Артем, не раздеваясь, сидел на стуле у двери, опустив голову на руки. Варя хлопотала возле дочки, пыталась успокоить. Ребенок кричал. Артем искоса взглядывал на красное личико, раскрытый беззубый рот, удивлялся — сестренка! Назвали Еленой — так хотел отец.

Варя взяла девочку на руки, прошлась по комнате, баюкая. Ребенок не затихал.

— Давайте покачаю, — предложил Артем.

Варя не ответила. Слезы застилали ей глаза. Артем подумал, что они не просыхали у нее с того дня, как убили отца. Хотелось сказать что-то ласковое, утешить — не мог найти слов. Хмурился, вспоминал, как сегодня Маркел Калинин с горечью говорил: «Скольких погоняли в Сибирь и в петлю, сколько погибло, думали — решительный бой. Одним махом все нарушено, не подняться теперь».

В слободке стало глухо, все ждут худшего. На фабрике мастеровым спешно готовят расчет, потом будут набирать с разбором — многим придется искать работу на стороне. В пожарке разместилась сотня уральских казаков — проходу не дают, чуть что — хлещут нагайками. Дружинники притихли, оружие попрятали — ни во что не вмешиваются.

Девочка уснула на руках скорее. Варя уложила ее в кроватку, взглянула на стенные ходики.

— Без пятнадцати восемь. Что-то долго, не случилось ли чего?

Ждали, когда приедет Машенька. Вот уже два раза Варя встречала подозрительного человека, который крутился возле больницы, заглядывал в окна. В последний раз спросила в упор: кого, собственно, надо? Тот, прикрывая лицо воротником пальто, ответил заискивающе:

— Родственничек у меня не лежит ли? Потерялся во время побоища с казаками. Сокульский.