Рубен Абелья - Тень иллюзиониста

— С возрастом станет похожим, — ответила Беатрис, качая на руках сына.

Паниагуа промолчал. Внутри него сомнения разрастались как раковая опухоль, постепенно захватывая каждую клеточку его тела и разрушая все его существо.

Он еще раз зашел в мастерскую вечером, за час до начала представления. Дверь была приоткрыта. Он на ощупь прошел вдоль узкого коридора, хватаясь руками за остовы стиральных машин и на каждом шагу наталкиваясь на хлам, собранный со всей округи. Тано ждал его в потаенной комнатке, и на столе перед ним лежали массивные наручники.

— Эти никто не откроет, — заявил сборщик металлолома с ноткой гордости в голосе. — И уж тем более в бидоне, наполненном водой.

Паниагуа нагнулся над столом и поднял наручники. Они были черные, матовые, шершавые на ощупь, тяжелые как свинец. Он подержал их в руках и вернул на стол.

— Ладно, тогда скоро увидимся. Я займу тебе место, — сказал он и вышел из темной мастерской на улицу, освещенную фонарями.

Он миновал очередь, образовавшуюся перед «Авеню», перешел дорогу, обогнул повозку и попал в свой подъезд. Дома он застал Беатрис, непричесанную и в халате.

— Ты не хочешь посмотреть на Беато?

— Нет, — ответила она, наморщив нос и покачав головой.

— Что так?

— Я лучше останусь дома с детьми. И потом я устала.

— Что с тобой? Ты заболела?

— Нет, просто устала.

— Ну как хочешь, — сказал Паниагуа, пожимая плечами. — Ты пропустишь незабываемое зрелище.

Когда он шагал к «Авеню», он знал, что готовится осуществить второй в своей жизни бунт. Но это не прибавляло ему смелости. Как он ни старался себя обмануть, он прекрасно понимал, что восставать надо открыто и биться с поднятым забралом и лицом к лицу, безо всяких уловок, а также заинтересованного посредничества обманутого сборщика металлолома. Тем не менее он продолжил свой путь, терпеливо выстоял очередь у кинотеатра и выбрал место, с которого будет удобнее наблюдать за приведением приговора в исполнение.

Ей снилось, что они с Беато занимаются любовью на пустынном пляже, залитом солнцем и морской пеной. Она проснулась с легким привкусом морской соли во рту, когда за окном брезжил рассвет. Она очень медленно поднялась с кровати, чтобы не разбудить Паниагуа, и выглянула в окно. Улица была безлюдна, как и пляж во сне, а золотое солнце дарило ей первые ласки. Вдалеке послышался шум двигателя, отдаленный рев с улицы Бутрон, в конце которой текла река, наполняя своим журчанием утреннюю тишину. Звук нарастал, и через несколько секунд из-за поворота возник белый грузовик, буксирующий старую повозку с надписью PRICE. Машина заехала на тротуар и остановилась у подъезда Беатрис, прямо под ее окном. Дверь со стороны пассажира открылась, и на тротуар спрыгнул Беато, который тут же отправился отсоединять сцепку. Грузовик съехал на дорогу и покатился по направлению к мосту в поисках свободного места для парковки.

«Возможно, в следующем году», «возможно, в следующем году», «возможно, в следующем году».

Эти слова эхом отдавались в голове у Беатрис, пока она смотрела на то, как Беато загонял деревянные клинья под колеса фургона, клеил на двери объявление, а потом исчез внутри повозки. Грузовик остановился в нескольких метрах, между «Авеню» и «второй Элеей» Тано. Дверь со стороны водителя открылась, но Беатрис не успела увидеть, кто из нее вышел. Ее сыновья одновременно проснулись и заплакали. Она оторвалась от окна и поспешила к детям. Когда она вернулась, улица снова была погружена в тишину и покой.

Пока она кормила детей завтраком, в дверях кухни показался голый Паниагуа. Спустя некоторое время он снова промелькнул мимо двери, на этот раз одетый, и ушел из дома не попрощавшись. Беатрис торопливо докормила детей кашей. Она одела обоих, оставила старшего у соседки Исабель, молодой женщины, которая жила одна и в выходные всегда была дома, и спустилась на улицу с малышом на руках. Она хотела как можно скорее увидеться с Беато. Ей не терпелось показать ему сына и сказать, что она решилась и теперь согласна ехать с ним. Она уже собиралась оповестить соседей, что ребенок болен, чтобы попасть в фургон без очереди, но в этот момент увидела Голиафа, огромного и уродливого, торгующего мешочками с лекарственными растениями и флакончиками духов. Она опустила глаза, пошла в другую сторону и завернула в булочную фрау Беккер.

Она ушла от повозки не потому, что ее смущала мысль о встрече сразу с обоими отцами ее детей у дверей своего дома. И не потому, что внезапное появление Голиафа всколыхнуло пламя былой любви и зародило в ее душе сомнения. И даже не из страха, что Беато не возьмет ее с собой, если узнает о ее отношениях с Голиафом. Ее первая реакция — бегство — была вызвана просто-напросто ленью. Она уже не любила Голиафа. Как можно любить это слоноподобное человеческое недоразумение? Время прошло, и от четырех дней любви остались только обрывки смутных воспоминаний. Она знала, что он искал ее. И если они увидятся, ей придется объяснить, что она уже не желает быть найденной. Эта ситуация не вызывала в ней ни стыда, ни страха, а только лень.

Если встреча с Голиафом была нужна, то лишь для того, чтобы лишний раз убедиться: она любит только Беато. И любит его, совсем ничего о нем не зная. Ей было невдомек, что на протяжении своей жизни странствующего лицедея он соблазнил сотни женщин. Что каждую из них он искренне желал. Что каждая из них влекла его подобно новому таинственному аромату. Что их всех к тому же он обманывал. Он старательно пытался угадать, что скрывалось под маской каждой женщины. Он заглядывал в темный колодец ее сокровенных желаний и там обнаруживал, чего ей не хватает в жизни. Затем ради нее он входил в нужный образ. Он мог исполнять роль сладострастного исповедника. Для кого-то он был приходящим любовником, исчезающим по первой просьбе. Для других он был духовным наставником и медленно занимался с ними любовью под аккомпанемент своих нравоучений. Беатрис не могла себе представить, что он играл и для нее, что он угадал по ее глазам, чего не давал ей муж, и предоставил ей это. Он овладел ею неистово и поспешно. Он рассказывал ей об экзотических местах, где побывал, и предлагал сопровождать его в странствиях. Он недаром посвятил свою жизнь исследованию темных сторон жизни и теперь понимал многое из того, чего не понимали другие. И если он попросил Беатрис поехать с ним, то лишь потому, что знал — ей на это не хватит смелости.

«Возможно, в следующем году».

Беатрис ни на секунду не сомневалась, что предложение было искренним, и все же его отвергла. Она оставила своего любовника в кровати и, под покровом последних ночных теней, вернулась домой к бесчувственному пьяному мужу.