Иван Лазутин - Суд идет

— Я вас слушаю.

Ануров сидел в мягком кресле, обитом голубым декоративным бархатом, и просматривал счета. На большом письменном столе из красного дерева аккуратно разложенными стопками лежали документы: заявки, отчеты, ответы торгующих организаций, квитанции… За спиной Анурова, чуть повыше его головы, в позолоченных рамках на стене висели две Почетные грамоты. В углу, рядом с этажеркой, на которой стоял маленький бюст Ленина (нижние полки были заставлены политическими брошюрами и книгами по торговле), стояло свернутое знамя с золотыми кистями. На зеленом сукне стола покоилось толстое зеркальное стекло. Массивный чернильный прибор из уральского камня-самоцвета изображал двух медвежат, играющих со своей матерью — матерой медведицей. В медвежат были вмонтированы чернильницы. Медведица служила пресс-папье.

Бледная, Ольга тихо подошла к столу. Ее всю трясло. В руках она держала пакет с деньгами.

— Чем вы взволнованы так, Школьникова? — проникновенно, с нотками неподдельного участия спросил Ануров.

— Борис Лаврентьевич, я совершила преступление. Но я прошу вас выслушать меня до конца.

— Что случилось?

— Я… я, Борис Лаврентьевич, взяла из кассы деньги… А сейчас, когда касса снята, у меня…

— Недостача?

— Да.

— Сколько?

— Тысяча двести рублей.

Голос Анурова звучал спокойно, деловито.

— Зачем вы взяли деньги?

— Борис Лаврентьевич, я расскажу вам все. Понимаете, у меня есть друг, который тяжело болен… Ему нужно срочно выехать на курорт, у него была тяжелая операция…

— Постойте, постоите, Школьникова, не торопитесь. — Ануров жестом остановил Ольгу. — Расскажите подробно, кто ваш друг, что за операция у него была и каким образом вы решились пойти на преступление?

Сбивчиво, время от времени поднимая виноватый взгляд на директора, Ольга рассказала о том, что ее заставило совершить тяжелый проступок. Рассказывая, она нервно комкала в руках пакет с деньгами.

Молчание Анурова Ольге показалось тягостным. Наконец он заговорил:

— Еще кто-нибудь из работников универмага знает, что вы взяли казенные деньги?

— Да… — ответила Ольга и тут же вся съежилась.

— Кто?

— Лилиана Петровна Мерцалова.

— Позовите ее.

— Ее сейчас нет в магазине.

— Где она?

Ольга молчала.

— Где она может быть в рабочее время, кроме магазина?

Опустив голову, Ольга всхлипывала.

— Отлучилась по личным делам?

— Да.

— Так, так!.. Великолепно!.. — Ануров привстал с кресла и, заложив руки в карманы пиджака, смотрел на Ольгу и улыбался. — Молодой специалист, только что со студенческой скамьи! Ей доверили ответственную работу!.. А она в рабочее время покинула свой пост. — И уже более строго, с грозными нотками в голосе, спросил: — Где она сейчас?

Ольга молчала.

— Я вас спрашиваю, где сейчас Мерцалова?

— Она уехала в обком союза за путевкой. А потом должна заехать за деньгами.

— За какими деньгами?

— За теми, что я взяла из кассы. Она их давно уже должна привезти. Тут, очевидно, случилось что-нибудь непредвиденное.

— Так, значит, вы сообща похитили из кассы тысячу двести рублей? Кассир и товаровед? Недурственный альянс! Дуэт, прямо-таки скажем, классический! Вот бы никогда не подумал, что это могут совершить вы и Мерцалова… — Глаза Анурова, как темные жерла двух орудий, не дрогнув, остановились на Ольге.

— Борис Лаврентьевич, Лилиана Петровна не виновата. За деньги отвечаю я. Я попросила съездить ее за путевкой, потому что мне нельзя было отлучиться…

Ануров желчно усмехнулся.

— Перестаньте, Школьникова! В благородство играют благородные люди. У преступников это походит на дешевый фарс.

— Борис Лаврентьевич, делайте со мной, что хотите, отдавайте меня под суд… выгоняйте с работы, но только Лилиана Петровна здесь ничуть не виновата! Она была уверена, что деньги будут возвращены к сдаче кассы.

Ануров спокойно рассматривал золотой перстень на левой руке.

— Сколько недостает в кассе?

— Тысяча двести рублей.

Ануров встал, прошелся к окну, зачем-то открыл, а потом закрыл шпингалет и вернулся к столу. Тяжелый взгляд его остановился на стоптанных ботинках Ольги. Словно подкошенная этим взглядом, она низко опустила голову.

— Что прикажете с вами делать?

Продолжая всхлипывать, Ольга молчала.

— Не вешайте так низко голову, Школьникова. Это вы успеете сделать там, когда будете разговаривать в прокуратуре и на суде.

Сквозь рыдания, распиравшие ее грудь, Ольга с трудом проговорила:

— Борис Лаврентьевич, простите меня… Я эти деньги внесу… Внесу сегодня… — Ее душили рыдания. — У меня больная мама, кроме меня, у нее нет никого!

— Так, значит, вы хотели помочь товарищу в беде? На казенный счет купили ему путевку на курорт и даже хотите снабдить его карманными деньгами? Так?

— Да, — еле слышно ответила Ольга.

— Кто же тот счастливчик, ради которого вы пошли на преступление? — Ануров равномерно постукивал наконечником ручки о толстое зеркальное стекло.

— Студент.

— Где он учится?

— На юридическом факультете университета.

— На каком курсе?

— На пятом.

— Значит, в этом году кончает?

— Да.

— А он знает о том, что вы взяли казенные деньги?

— Нет.

— Так, так… Значит, скоро он будет вести борьбу с преступниками? — Поскрипывая новенькими ботинками, Ануров твердой поступью прошелся по кабинету. — А вы? Вы, когда брали деньги, знали, что совершаете преступление?

Ольга молчала. Платок в ее руках от слез сделался мокрым.

— Я спрашиваю вас, вы знали о том, что идете на преступление?

— Да. — В голосе Ольги звучала безнадежность.

Ануров открыл сейф, достал оттуда флакон с тушью, лист лощеной бумаги и положил его на кончик стола против Ольги.

— Пишите.

Ольга подняла на директора вопросительный взгляд.

— Пишите! — еще раз повторил Ануров и подал Ольге ручку, которую он взял из деревянного стакана, изображавшего кряжистый дубовый пенек.

Ольга обмакнула перо в тушь и ждала.

— В верхнем правом углу напишите: «Директору универсального магазина Н-ского района города Москвы Анурову». — Заложив руки за спину и вскинув голову, точно он что-то старался рассмотреть на потолке, Ануров продолжал диктовать: — Отступите и пишите крупными буквами: «Докладная записка». — «Выждав, пока Ольга напишет, он продолжал: «Довожу до вашего сведения, что сегодня, седьмого апреля 1950 года, мною по совету товароведа Мерцаловой Лилианы Петровны и при ее непосредственном участии были тайно взяты из кассы универмага тысяча двести рублей денег на личные нужды. Эти деньги я хотела погасить в тот же день, до сдачи кассы, полагая, что за это время не будет ревизии. Но, к моему несчастью, к концу рабочего дня вышеуказанную сумму возвратить в кассу я не смогла. В момент сдачи выручки у меня недостает тысячи двухсот рублей».