Иван Лазутин - Черные лебеди

Зал гудел.

Вопросов не было.

Шадрин спросил директора, не желает ли он что-нибудь сказать, но тот отрицательно покачал головой:

— Все уже сказано. Дело за Бутягиным. Смотрите, ему уже полетели записки.

Шадрин поднял руку. Зал снова замер.

— Итак, товарищи, считаю, что наш разговор о месте подвига в жизни только начался. Начался он теоретически, с доклада Казарина. Теперь этот разговор подкрепим делами. Девизом нашей дружины будет лозунг: «Наш район столицы будет районом образцового коммунистического порядка». Голосовать будем?

Зал загудел, и, как по команде, взметнулись над головами молодые крепкие руки.

Пожалуй, больше, чем первый вопрос повестки дня — создание молодежной дружины, — волновал Дмитрия второй вопрос собрания, который он неделю назад не без труда согласовал с Ираидой Павловной, учительницей по литературе — женщиной мнительной, нервной, постоянно ожидающей каких-то комиссий, инспекторских проверок, директорских присутствий на ее уроках… Против создания школьной дружины Ираида Павловна ничего не имела. Но зачем Шадрину, преподавателю логики, понадобилось устраивать какие-то сочинения на вольную тему — она никак не могла понять. Во время беседы с ней Дмитрию показалось, что в его затее Ираида Павловна видит какой-то тайный подвох. Но какой, она пока не догадывалась. Однако тут же, как бы между прочим, спросила:

— Уж не хотите ли вы, Дмитрий Георгиевич, устроить моим ученикам контрольную проверку на грамотность?

Шадрин заверил Ираиду Павловну, что в работах ребят он не поправит ни одной орфографической и синтаксической ошибки.

— Меня интересует единственное, — успокаивал ее Шадрин, — убедительность в цепи доказательства. Сейчас мы изучаем раздел логики «Доказательство». Если вас что-то беспокоит — все сочинения я передам вам после прочтения. Без возврата. Делайте с ними что хотите.

Ираида Павловна облегченно вздохнула:

— Пожалуйста, Дмитрий Георгиевич… Когда работы прочитаете — передайте их мне. Я проверю их грамотность. Ребятам на пользу пойдет.

Этот разговор с Ираидой Павловной был два дня назад. А вот теперь она сидит в заднем ряду зала и ждет второго, волнующего ее вопроса повестки дня собрания.

Когда зал утих, Шадрин продолжал:

— А теперь, ребята, даю задание по логике, по разделу «Доказательство». Каждый из вас к следующему уроку напишет сочинение, в котором обстоятельно обоснует необходимость создания добровольных молодежных дружин по охране общественного порядка в столице. При этом прошу не забывать основных правил доказательства: оно должно быть полным, ясным и точным. Разрешаю пользоваться цитатами, документами, цифрами.

По лицам учеников Дмитрий видел, что предложение его как-то сразу сосредоточило их мысли, озадачило незнакомым и пока еще не совсем ясным для них, но серьезным и интересным делом.

— Не старайтесь свое сочинение нашпиговать штампами из газетных статей. Пусть в нем будет своя мысль, грани своего видения жизни, пусть эти грани еще нечетки, но они собственные, рожденные своей, личной биографией.

Ираида Павловна сидела, затаив дыхание, и смотрела на Шадрина удивленными глазами, словно увидела его в новой, пока еще не до конца ясной для нее роли. Сейчас она понимала только одно, что Шадрин как личность гораздо сложнее и глубже, чем он ей казался раньше в общениях на учительских собраниях и летучих разговорах на переменах в прокуренной учительской.

— И еще хочу заметить, — продолжал Шадрин, внутренне ликуя, что сумел взять в руки зал, заставил ребят думать — это было видно по их горящим глазам, — название сочинения должно быть немногословным. Вспомните Аристотеля: «Омнис дифиницио перекулёса эст», — Дмитрий сделал неожиданную резкую паузу и тут же, словно команду «смирно», бросил в зал: — Перевод!

И зал многогрудно загудел:

— Всякое определение опасно…

— В заголовке не больше двух-трех слов. Три — предел. Два — хорошо. Одно емкое, удачное слово — гениально. Задача ясна?

— Ясна!.. — покатилось по залу.

— А сколько страниц? — донесся из задних рядов чей-то неустоявшийся басок.

— Не меньше пяти и не больше десяти, — ответил Шадрин.

— У-у-у… — как надсадный выдох, прошелестело в рядах.

— Много? — бросил в зал Шадрин.

— Конечно! — петушиным выкриком раздался голос тщедушного Синютина.

— Неужели уж так много? — Дмитрий улыбнулся и развел руками, глядя сверху вниз на Синютина. — За семь-то дней всего-то каких-то пять-семь страниц?

Синютин встал, огляделся и, словно ища поддержки со стороны, вытянул вперед голову на цыплячьей шее и звонко проговорил:

— Дмитрий Георгиевич, нужно учитывать, что логика в аттестат не идет. И потом… — он хотел сказать что-то еще, но зал загудел, затопал ногами, зашикал, чья-то сильная рука сзади потянула Синютина за пиджак, и он, так и не договорив фразы, шлепнулся на скамью.

— Ты прав, Синютин. Логика в аттестат не идет, — резко бросил Шадрин в передние ряды, где сидел Синютин. — Добровольной дружине в аттестате зрелости тоже пока не отвели особой отдельной графы. Но наша дружина будет!.. Она будет первой юношеской дружиной в столице! Кто за это — прошу поднять руки.

И снова, как по команде, вскинулись над головами руки парней. Теперь Дмитрию было смешно смотреть на Синютина, которому кто-то успел вымазать щеку синими чернилами. Сидевший сзади Синютина Павел Ракитин, слывший непревзойденным во всех десятых классах силачом-штангистом, совал ему под бок крепкий кулак и угрожающе шипел сквозь зубы: «Выше!.. Выше руку!.. Еще выше!..» И Синютин, страдальчески глядя на Шадрина, тянул вверх руку до тех пор, пока Павел не успокоился.

Шадрин ликовал. Вот она — победа! Он вспомнил Ираиду Павловну. Отыскал ее взглядом. Она стояла у стены, высоко подняв голову, и не сводила глаз с него. Дмитрий улыбнулся ей. Она тоже ответно улыбнулась. Но в улыбке ее Дмитрий прочитал растерянность. И еще что-то хорошее, доброе, светлое почудилось Дмитрию в этой улыбке. А что — он так и не понял.

Собрание на этом закончилось. Было восемь часов вечера.

…На второй день, вечером, в школьном скверике Дмитрия дожидался Бутягин. Он поздоровался, достал из папки блокнот и подал его Шадрину.

— Что это?

— Список.

— Сколько?

— Двести семьдесят три человека. А вот еще девятнадцать человек. Да каких парней!..

— А эти откуда?

— Восьмиклассники. Ребята здоровые, пять человек самбистов, четверо занимаются боксом, остальные тоже разрядники…

— Сколько им лет?

— Почти у всех паспорта.

Шадрин вначале задумался, не зная, что ему делать с этим непредусмотренным списком, потом решительно махнул рукой:

— Ничего, будут дежурить по одному в расчетах десятиклассников. В войну и мальчишки партизанили.