Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил

— Здравствуй, — впервые за этот день Мицу улыбнулась и протянула девочке руку.

Она всегда любила детей, а когда работала на фабрике, покупала соседским малышам сласти.

— Тетя, дайте еще, — просили дети.

— Хватит. Много нельзя, а то живот заболит, — ей нравилось говорить с детьми материнским тоном. Дети ее тоже любили.

Девочка с куклой, доверчиво улыбаясь, смотрела на Мицу. И вдруг Мицу, вся задрожав, отдернула руку. Потом закрыла лицо ладонями и замерла.

— Что с вами? Вам плохо? — услышала она над собой. Возле стола стоял официант.

— Нет, спасибо. Пройдет.

— Вы уронили сверток.

На Синдзуку было многолюдно. Опять моросил дождь. Нарядно одетые люди в разноцветных плащах прохаживались по мокрым тротуарам. Обнявшись, гуляли влюбленные. Их мокрые лица светились счастьем, белые зубы сверкали в улыбках.

Раньше, наблюдая счастливых людей, Мицу чувствовала себя несчастной, никому не нужной, однако сейчас она не ощущала ни горя, ни зависти. Только усталость… непреодолимую усталость…

Из окна дома слышалась песня:

Вдруг в толпе прохожих мелькнуло знакомое лицо. Это была Миура Марико — девушка, с которой Мицу работала на фабрике. Миура была в красивом, ярком плаще, под мышкой держала большой сверток — она только что вышла из ателье мод.

Хотя Миура была из богатой семьи — это знали все на фабрике, — она была доброй и простой в обхождении. Но, увидев Миуру, Мицу прикрылась зонтом — не потому, что не обрадовалась встрече, просто ей сейчас было не до разговоров…

Как отличается мир Мицу от мира Марико. Марико могла бы жить не работая, но работает, чтобы чем-то заполнить время. А попробовала бы Мицу прожить без работы! «Скоро Марико выйдет замуж за хорошего человека, а меня никто не возьмет. Кому я нужна?»

Марико счастливая, и на запястье у нее нет этих проклятых пятен.

О, как все противно! Противна Миура-сан, противен весь мир. Впервые в сердце Мицу не было ни сострадания, ни жалости. Она с ненавистью смотрела на влюбленных, в обнимку гулявших по улице. Ей было бы легче, если бы ее окружали люди, такие же несчастные, как она. Но почему она одна должна быть несчастной?

С трудом переставляя ноги, Мицу притащилась на станцию Синдзуку.

Мы все постоянно куда-то торопимся, Мицу же некуда было спешить. Оставалось одно: вернуться в Кавадзаки, в свою нору…

Она с ужасом думала о работе, представляя, как ее окружат девушки и с притворным участием станут расспрашивать.

— Надеюсь, Мицу-сан, ничего страшного? Хорошо, что не сифилис… Мы так беспокоились… Ведь тело — наш капитал… Нужно беречь себя… — звенело в ее ушах.

На станции толпились люди в плащах и с зонтами. Откуда-то несло вонью.

Купив билет, Мицу выпила стакан молока. Старик в форме Армии спасения играл на аккордеоне. Не у него ли тогда в Сибуе Мицу купила крестики… За спиной старика висела бумага с иероглифами: «Христос, взлюбивщий нас всех…»

«Бессмысленные, ничего не значащие слова. Если бог существует, почему ему нет дела до моих несчастий?

Почему я не родилась такой, как Миура-сан? Если бы я была немножко красивей, может быть, Ёсиока-сан не ушел бы от меня?

Почему каждую ночь, когда на улице сыро и холодно, я должна, стоя под дождем, заманивать клиентов, которые говорят мне в лицо: «Ну и рожа!»?»

— До Одембы…

Она прислушалась. Неужели пора? Железнодорожный служащий повторил в микрофон:

— Электропоезд до Коханды прибывает на станцию Синдзуку.

Пассажиры собрались на платформе. Нет, послышалось…

И вдруг Мицу почувствовала, как в ее груди поднимается отчаяние, которое она не может преодолеть…

Она показалась себе совершенно одинокой, беспомощной, никому не нужной, больной собачонкой, безжалостно выброшенной на улицу, которая называется жизнью.

Прислонившись к закопченной стене туннеля, Мицу, не стесняясь прохожих, громко заплакала…

В полдень, когда нависший над домами туман поредел, Мицу села в поезд.

На билете, который она судорожно сжимала в правой руке, в графе «Станция назначения» стояло «Одемба», но Мицу казалось, что было бы вернее написать: «Край света». Там живет горстка людей, оторванных от общества и связанных между собой одним несчастьем. Страшная болезнь разрушает их тело, оставляет на коже следы, как от расплавленного воска, но люди — везде люди. Они и там страдают и надеются на что-то, то есть живут.

— Внимание! Поезд до Одембы отправляется через пять минут, — сказал в микрофон чей-то скучный голос.

С крыши платформы скатывались черные капли.

— До отправления поезда в Одембу остается две минуты, — произнес тот же голос.

В вагоне было тесно и душно: запах хлорки, доносившийся из уборной, мешался с запахом сырой одежды, табака, человеческих тел. Мицу с трудом нашла свободное место и села, положив на колени зонтик и поставив у ног старенький чемодан с потертыми краями.

Места напротив нее занимала молодая пара — вероятно, муж и жена, по виду служащие. Они ели. Опустив на минуту палочки, женщина пристально посмотрела сперва на старый чемодан, потом на зонтик, а потом уже и на самое Мицу. Под этим взглядом Мицу опустила плечи и крепко сжала ручку зонтика.

Ударили в колокол, и поезд тронулся. Клочья серого дыма летели за окнами вагона третьего класса, и сквозь них виднелись маленькие и большие здания, груды камней и деревья, медленно поворачивающиеся улицы, заполненные людьми. Повседневный, будничный Токио…

Мицу вспомнилось, как неделю назад она стояла на мосту возле станции Ёцудани, борясь с желанием броситься вниз головой.

Нет, больше она не вернется в Токио, туда, где люди пьют кофе, гуляют с любимыми, ходят в кино и где всем снятся несбыточные сны…

Ее ждет другой мир, окруженный сумрачным лесом. В этом мире всегда темно и только тусклые фонари вокруг серых домов бросают мертвенный свет на людей, ослепших от проказы…

Поезд летел над Синагавой. Приподнявшись, Мицу кинула взгляд на крыши домов и фабрик. Она искала гостиницу на Сибуе.

Мокрая дорога на склоне горы… Женщина, тяжело поднимающаяся вверх… мокрые окна гостиницы… мужчина, которому она отдалась впервые в жизни…

Прощайте!

Это слово поднялось откуда-то из глубины ее существа. Оно уже готово было слететь с губ, но Мицу рукой закрыла рот. Женщина снова бросила на нее пристальный взгляд.

В Иокогаме вошло много народу. Все места были заняты, и люди заполнили проходы.

— Прошу вас, — раздался печальный женский голос у входа. — Здесь старый больной человек. Может быть, кто-нибудь уступит ему место?