Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил

Тупо глядя на меня, Мицу удрученно кивнула головой.

— Я говорю, что нужно вести себя иначе. Отбрось ложные предрассудки. Войдем в этот дом. Может быть, вначале тебе будет немного страшно. Но ведь сказал же кто-то, что прогресс невозможен без риска.

Бедные философы! Однако нужно как-нибудь использовать знания, которые мы получаем от профессоров. В конце концов, не даром же я плачу деньги, бегая на заработки! Увы, «цитаты» из научных трудов не произвели желаемого впечатления на фабричную девчонку.

— Ну, идешь? — Я взял Мицу за руку, но она, как львенок, отпрянула назад.

— Нет, пойдемте домой, прошу вас, пойдемте.

— Домой? — закричал я. — Да что ж это такое? Сама назначила мне свидание, я пришел, а она домой. Вот тебе на… Ей дело говоришь, а она упрямится, будто ишак… Ладно. Пусть будет по-твоему. Я пошел.

И широкими шагами я стал спускаться вниз по улице. Я был вне себя оттого, что столько времени потратил попусту. И с кем? Хотя бы девчонка стоящая была. Но зол я был не только на Мицу, но и на философов и на профессоров, уроки которых оказались бесполезными.

Вдруг резкая боль пронзила мое правое плечо и спину. Кажется, начинается нервный приступ, не раз повторявшийся после полиомиелита. Когда я сильно устаю или волнуюсь, всегда возникает эта колющая боль.

Мыча от боли и чувствуя, что Мицу бежит за мной, я, не оглядываясь, продолжал идти. Она догнала меня и задыхаясь спросила:

— Вы обиделись?

— Конечно.

— И больше не придете?

— А что мне еще остается? Ты сама дала мне понять, что я тебе не нужен…

— …

— Но если тебе неприятно быть со мной, я не стану навязываться.

— Вы… я… Но мне не хочется заходить туда…

— Тогда прощай…

Мы спустились с горы. На веранде китайского ресторана двое мужчин с красными от вина лицами жадно что-то ели.

— Вы не хотите больше встречаться со мной?

— Нет.

Боль, ставшая еще острее, снова пронзила мою спину. Я невольно вскрикнул и схватился за правое плечо.

— Что с вами? — Удивленная и испуганная Мицу заглянула мне в глаза.

— Ничего. В детстве я болел полиомиелитом. Видишь, правое плечо у меня опущено. К тому же я хромаю. Поэтому и девушки меня не любят. Кому я нужен, калека? Еще ни одна меня не любила… М-м-м… И ты оказалась, как все…

— Вы хромаете?

Качающийся свет фонаря упал на лицо Мицу: она с состраданием смотрела на меня. Бедняга, она и в самом деле верит каждому моему слову.

— Да. Я хромой. Я калека. Поэтому меня не любят девушки. И поэтому ты отвернулась от меня, я знаю…

Вдруг своими маленькими ладонями она стиснула мои пальцы.

— Как мне вас жалко!

— Не стоит меня жалеть.

— Значит, вы здесь никогда раньше не бывали?

— Конечно. Кто сюда пойдет с нищим калекой? Вот и сегодня… Думал, что ты… Дурак набитый…

Я просто был зол и на самом деле ни о чем таком не думал. Но именно эти лживые слова не годящиеся даже для плохого фильма, подействовали на Мицу сильнее всего.

— Ну… если так… если так, то… то пойдемте…

— Ну… если так… если так, то… то пойдемте…

Скрежетали поезда, по запасным путям уходящие в депо. Пьяницы, сидевшие на террасе закусочной, прищурившись, разглядывали нас.

Мицу робко ступала за мной, опустив голову, и в лице ее было что-то детское, беззащитное.

Странно, но желание у меня исчезло.

Вместо него появилась несвойственная мне жалость и что-то вроде раскаяния.

Как низко я пал! Использовать добрые чувства этого бесхитростного существа для удовлетворения своей похоти может только подонок.

— Гм… Не слишком ли поздно ты одумалась? — я продолжал разыгрывать прежнюю роль.

— Вы сердитесь? Простите меня.

— Хватит. Ты мне надоела. Я уже не хочу идти туда.

Сказав это, я быстро зашагал по узкой пешеходной дорожке в сторону вокзала. Мицу, как собачонка, поплелась за мной. Пьяный мужчина, столкнувшись с ней, громко ее обругал.

— Подождите! Я задыхаюсь.

— Что?

— Вы шагаете, как солдат.

На привокзальной площади я замедлил шаг. Мицу тяжело дышала, лицо ее посинело, на кончике носа выступил пот.

— У тебя что, сердце не в порядке?

— Нет, я всегда так потею.

— Гм…

— Простите меня. Я виновата, но я не хотела вас огорчить.

На площади было ветрено. Девушки из ночного кабачка, окончив работу, быстро, так что грязь не успевала отлипать от их туфель, бежали по склону холма вниз, к вокзалу. Если бы я понимал, почему они так спешат домой, я бы, наверно, понял и Мицу, стоящую передо мной: каждую из них дома ожидали муж, дети, любовь, тихое семейное счастье… А Мицу…

— Что же мне делать?

Огни на привокзальной площади уже были потушены. Светились только окна двух-трех магазинчиков; возле одного из них стоял старик, похожий на пугало в своей потрепанной голубой форме Армии спасения. В руках он держал ящик для пожертвований.

Мицу подошла к нему.

— Оставь, ведь он же ничего не продает. Просит пожертвований, а на самом деле все, что ни дадут, присваивает себе.

Но Мицу уже открыла свой красный кошелек и, выбрав десятииенную монетку, сунула ее в ящик. Из бокового кармана брюк старик вытащил маленькую черную коробочку.

— Смотрите! — Мицу держала дешевый металлический крестик и глуповато улыбалась, думая, что я тоже обрадуюсь ее покупке. — Дайте еще два, — она бросила в ящик две десятииенные монеты, и старик невозмутимо протянул ей две черные коробочки.

— Зачем ты покушаешь это барахло?

— Я потеряла свой талисман. А один крестик я вам подарю.

— Нужен он мне, этот крестик!

— Возьмите. Он обязательно принесет вам счастье, — она насильно вложила мне в руку коробочку и засмеялась, широко раскрывая рот.

— Ну хватит, — сморщился я. — Пойдем домой.

— А вы на меня не сердитесь больше? В самом деле не сердитесь? Хотите, встретимся в следующее воскресенье? Я могу приехать к вам домой.

При последних словах я скорчил такую рожу, что она поняла — этого делать не стоит. Представляю, как будет смеяться Нагасима, да и другие жильцы, если ко мне припрется эта деревенщина.

Она уже порядочно мне надоела, и, сказав, что сам назначу следующее свидание, я, не попрощавшись, бесцеремонно подтолкнул ее в сторону вокзала. Подымаясь по лестнице, девушка поглядывала в мою сторону, и, когда она скрылась совсем, я почувствовал облегчение.

Боль в плече все еще не успокоилась. Сунув руку за сигаретами, я обнаружил в кармане коробку: Мицу все-таки умудрилась подсунуть ее. С досады прищелкнув языком, я выбросил в канавку сначала крестик, а потом коробку. Крестик прошел сквозь мусор, плывущий по воде, и погрузился на дно, а коробка поплыла, окруженная пачками из-под сигарет.

Усталый и злой, я едва добрел до дому. Нагасима лежал с марлевой повязкой на лице, натянув одеяло до подбородка.