Роберт Джоунз - Сила притяжения

Луиза рассматривала свое пребывание в больнице как унижение. Как политическое заключение, организованное социальными работниками в сговоре с ее родственниками, которые только и мечтают промыть ей мозги, разубедить в истинном понимании реальности.

— Давай, упрячь меня, — дразнила она мать, когда та отправила ее в больницу. — Ты не сможешь держать меня здесь вечно. Когда-нибудь я выберусь и закончу начатое.

Как другие люди клянутся отомстить врагам, Луиза угрожала жестоко расправиться с собой. Она планировала самоубийство, точно идеальное преступление.

— Я прекрасно поняла, что жизнь может мне предложить, и это не то, что мне нужно, — говорила Луиза всем, кто соглашался слушать.

Ее ярость лишала сил докторов и медсестер. Луиза кого угодно могла переговорить. Она пересыпала речь цитатами, подтверждавшими ее правоту, — цитатами из книг, которых никто не читал. Ее непреклонный гнев делал любой ответ докторов вялым и неискренним. Медперсонал часто обсуждал на собраниях поведение Луизы, в особенности ее издевательства над врачами. Она заставляла их чувствовать себя идиотами. Некоторые делали попытки достучаться до ее сознания. Но чаще ее просто игнорировали и мечтали, чтобы она поскорее исчезла.

Заботливые доктора пытались воззвать к здравому смыслу Луизы, но как раз его у нее не было. Вместо логики ею руководили дикая паника, бесстрашный ум и вера в собственную непогрешимую проницательность.

— Спасибо, что не подставил меня, — сказала она Эммету, когда оба стояли в коридоре, покинув собрание.

Эммет жалел, что ушел. Теперь все сочтут его бунтарем. Ему хотелось вернуться, но страх поссориться с Луизой был сильнее страха перед любым наказанием. Эммет надеялся объяснить потом врачам, что не так категоричен, как Луиза, и все же надеется на их помощь. Но теперь, раз уж Эммет поставил на Луизу, он только и сказал:

— Н-н-не за что благодарить, — стараясь, чтобы звучало убедительно.

— Пошли ко мне в комнату, — сказала Луиза и провела Эммета в небольшой коридорчик, очень похожий на его собственный. Раньше он его не замечал. По пути они миновали еще две проходные комнаты. Отделение оказалось больше, чем думал Эммет. Может, в этих просторных коридорах жили те, кто вообще никогда не видит дневного света. Может, здесь проводят какой-то специальный отбор пациентов и самых непокорных отправляют жить с кошмарными пациентами, какие Эммету и не снились.

В комнате Луизы все вещи были огромной кучей свалены на кровати. На полу чемоданы, обвешанные чулками и нижним бельем. Будто Луиза только что примчалась домой из путешествия. Вторая кровать была без постельного белья.

— Они никого не хотят ко мне подселять. Я слишком трудная. Намотай на ус, если собираешься надолго здесь оставаться. Игра в простачка не очень-то помогает. Мой девиз: бери их за горло любым путем.

— Как ты узнала м-м-мое имя? — спросил Эммет.

— Угадала. Видел коробку с медицинскими картами у дежурного поста? Когда мне скучно, я пробираюсь туда по ночам и читаю. До прошлой ночи я твоего имени там не видела. А сегодня и ты первый раз появился. Я сопоставила два этих факта, и получился Эммет. Между прочим, увлекательное чтение, твоя карта.

Эммет ее ни разу не читал. На встречах с психиатром он видел, как тот что-то быстро записывает, почти синхронно с речью. Однажды Эммет попросил почитать свою карточку, но доктор ему отказал. «К вам это отношения не имеет, правда, — сказал он. — Это всего лишь мои заметки, мой взгляд на ситуацию. Имеет значение лишь то, как вы на нее смотрите, а не я».

Эммет часто пробовал заглянуть в бумаги доктора. Иногда беспокойно ходил по комнате, притворяясь, будто погружен в подсознание. На самом деле он пытался выбрать удобный угол для наблюдения. Всякий раз, когда Эммет заходил доктору за спину, тот прикрывал записи рукой. За все время лечения Эммету удалось выхватить только одно слово: «лукавит». Он не понял, к чему оно относится, в какой момент доктор решил, что Эммет солгал.

— И что там написано? — спросил он Луизу.

— О, куча всего. Я знаю, где ты живешь. Кстати, неплохой район. Я знаю, чем ты занимаешься. Какие пьешь лекарства. С лекарствами ты поосторожнее. Тут будут пичкать всем подряд, и через некоторое время уже не сможешь отличить, где симптом болезни, а где побочный эффект от таблеток. Врачи все на свете считают симптомами, и о побочных эффектах им говорить нельзя. Если хочешь совет, прячь таблетку под языком и выплевывай, как только останешься один.

Эммет все еще верил, что таблетки помогут ему преодолеть изнуряющую тревогу. Без лечения его видение мира может исказиться окончательно. Но чем дольше он принимал таблетки, тем чаще оживали предметы, словно он принимал галлюциногены. Эммет жаловался докторам, и те решали, что его болезнь обострилась. Они увеличивали дозы. Состояние Эммета ухудшалось. Он подозревал, что его травят, но боялся выбросить таблетки и позволить разуму жить бесконтрольно.

— А что еще там было, в медкарте?

— Что-то было, но у меня не хватило времени прочитать. Много чего о твоей матери, о том, что она выбросилась из окна. Ты поэтому здесь?

Эммет никогда не мог догадаться, какой из его секретов доктора посчитают причиной болезни. На сеансах они будто старались выяснить, от какого события прошлого Эммета тянется ниточка к проблемам сегодняшним. Но Эммет не знал. Он был таким же странным задолго до смерти матери. Иногда он вспоминал, как тревога захватывала его в тиски, когда он лежал в подушках на бабушкиной кровати. Может, болезнь настигла его еще в чреве матери, как бывает у людей с шумами в сердце или недоразвитыми конечностями.

— Я не знаю, — помолчав, ответил он Луизе, — возможно, так и было, но я не очень хорошо знал мою мать.

— Вот бы моя мамаша прыгнула, — отозвалась Луиза. — Может, я бы тогда отсюда выбралась.

Преодолев первую неловкость, Эммет с Луизой разговорились. Эммет заметил, какая у Луизы бледная кожа — будто она никогда не выходит на солнце. Он рассмотрел грязь у нее под ногтями и потрескавшиеся губы.

— Ты не очень разговорчивый, да?

— Да. Я обычно понятия не имею, о чем нужно говорить. Мне неловко, потому что я за-за-заикаюсь. — Эммет покраснел, стыдясь своей лжи.

— Да ну, забудь. Просто посигналь, если что.

Эммет вопросительно уставился на нее.

— Посигналь. Ну, пошли мне знак. Повесь в окне белую тряпку. Кивни. Подмигни. Плюнь. Мне все равно. Просто давай о себе знать время от времени. Вот и все.

Всю жизнь Эммет не знал, что говорить незнакомцам. Нередко он смотрел на собеседников в упор, так пристально, что они терялись. В голове в таких случаях обычно не появлялось ни одной дельной мысли. Луиза Эммету нравилась, но он понятия не имел, как это выразить. Он вынул красный носовой платок и помахал.