Роже Вайан - Бомаск

- О-о! Будем покоряться, - сказал американец, - будем хранить наши очаровательные провинциальные обычаи. Вот у нас, американцев, на Юге...

Затем подали нежнейшую пулярку с трюфелями.

Джонатан Джонстон столько же понимал в вопросах производительности труда, сколько Филипп Летурно в вопросах выработки шелка. Его назначение в ОЕЭС было мелкой взяткой при заключении сделки между двумя металлургическими трестами. Но, будучи чиновником более добросовестным, чем Филипп, он прочел несколько книг по технологии, несколько трудов по "геополитике" и в соответствии с ними составлял свои доклады. У него хватало догадки замечать во Франции только те факты, которые подтверждали две-три идеи, приятные государственному департаменту, и развивать эти идеи в итоговой части своих обзоров. Начальство находило, что у него хороший стиль, ибо он умея, патетически восхваляя великое прошлое Франции и заявляя о своем глубоком уважении к стране "столь высокой культуры", вместе с тем подвергать беспощадной критике французские методы труда; в его докладах почти ничего не приходилось подправлять перед тем, как показывать французским министрам. Он был ещё молод, лет тридцати, и ему предрекали блестящую будущность.

По-французски он не понимал ни слова. Сначала он досадовал на это обстоятельство, но со временем сумел обратить свое незнание в принцип: в наше время, когда Америку все настойчивее станут призывать к leadership [руководство (англ.)] делами всего мира, чиновник государственного департамента рискует оставаться вечным учеником, если он вздумает изучать языки всех стран, куда его будут посылать с дипломатическими поручениями; лучше уж отказаться от таких попыток раз и навсегда. Он был "весьма счастлив" попасть в общество таких французов, как господин Эмполи и его дочь, в совершенстве изъяснявшихся по-английски.

Натали надела очень простое, изысканно скромное черное платье от Скьяпарелли "для интимных званых обедов". Виски она выпила в меру и была ошеломительно остроумна, рассказала множество забавных историй о нравах на острове Капри, о Сен-Жермен-де-Прэ, о гамбургском зоологическом саду и о гостеприимстве шотландских рыбаков. "Вот настоящая французская девушка", думал Джонстон.

Когда пили коньяк "Наполеон", Эмполи объяснил, что коньяки можно по-настоящему выдерживать только в бочонках, сделанных из каштана определенной породы, которая встречается лишь в двух-трех коммунах Лимузина. Американец решил использовать эти сведения для своего ближайшего доклада как типичный образец тех познаний, где французы непобедимы и чему следует у них поучиться.

От коньяка Джонстона под конец развезло. Его отвели в спальню, серую с розовым, и он заснул под картиной Мари Лорансен. Эту подробность он отметил в своем ближайшем письме к невесте.

О "Рационализаторской операции Филиппа Летурно" вопрос не поднимался.

- Я терпеть не могу, когда говорят о делах, - сразу же предупредила Натали.

Валерио Эмполи только любезно улыбался.

- Завтра вас ожидает в Клюзо такой радушный прием, - сказал он, какой можно найти лишь у жителей наших гор.

СРЕДА, ВЕЧЕРОМ

Филипп ушел из стачечного комитета глубоко потрясенный. Пьеретта Амабль вступилась за него вопреки всем и против всех. Вот что было для него самым главным.

Он хотел было зайти в соседнее кафе, подождать, пока она выйдет на улицу, и поговорить с ней. Но ему стало страшно, как бы его не приняли за шпика. Да и что он мог ей сказать? Он с завистью смотрел на молодых пареньков, которые имели право находиться близ рабочего штаба; Пьеретта иногда подзывала то одного, то другого, просила отнести пакет, сходить за кем-нибудь; эти юноши поглядывали на него с подозрением.

Он дошел до берега Желины и долго бродил по набережной. Все его мысли вертелись вокруг великого события: "Пьеретта Амабль относится ко мне с уважением и не стесняется выразить его перед всеми своими товарищами. Напрасно я поддавался отчаянию. Красавчик совершенно справедливо боится, что он для неё только поденщик в любви, - так оно и есть. Эта женщина будет моей". Мало-помалу он взвинтил себя и пришел в то исступленное состояние, о котором мы знаем из его писем к Натали.

Около восьми часов вечера он сел за столик в кафе на площади нового города, именовавшейся площадью Франсуа Летурно: она находилась между зданием фабричной конторы и главными воротами фабрики. На площади уже натягивали парусиновые навесы и устанавливали фанерные стенды для передвижной выставки американских профсоюзов. Вокруг поставили защитную цепь охранников. Поодаль кучками стояли рабочие и смотрели на эти приготовления. Филипп заказал себе коньяку и принялся писать пространное письмо Натали, думая, что она ещё не уехала из Сестриера.

В половине девятого поблизости затрещал мотоцикл, Филипп поднял голову: Миньо с Пьереттой, сидевшей позади него на багажнике, медленно проследовали мимо цепи охранников, дважды объехали всю площадь и остановились около группы рабочих; Пьеретта им что-то сказала, а потом мотоцикл двинулся к мосту, перекинутому через Желину справа от здания конторы. Протарахтев по деревянному настилу моста, мотоцикл помчался через поле и скрылся из глаз. Но по усилившемуся реву мотора Филипп догадался, что мотоцикл поднимается по откосу, который выходил за городом прямо на Гренобльское шоссе.

Филиппа кольнуло, когда он увидел Пьеретту в столь близком соседстве с Миньо. Но он не придал этому большого значения. Было вполне естественно, что накануне боя два руководителя делают смотр своим войскам. Филипп заказал вторую рюмку коньяку и снова принялся за письмо.

К десяти часам он уже выпил шесть рюмок коньяку. Организм его не был так проспиртован, как у его сводной сестры, он не чувствовал томившей Натали потребности глотать водку с первой минуты пробуждения. Он мог прожить "всухую" весь день, не испытывая от этого особых неудобств. Но вот уже несколько недель, как положение изменилось: стоило ему выпить рюмку, его тянуло выпить вторую, а за ней третью и так далее до потери сознания.

В тот вечер, когда в кафе зашли Визиль и Красавчик, он ещё сохранял контроль над собой, за исключением непреодолимого желания пить рюмку за рюмкой.

Красавчик остановился на минутку около него, пожал ему руку.

- Пьеретта вернулась? - спросил Филипп.

- Собираешься ещё кого-нибудь разоблачить? - спросил смеясь Красавчик.

- Может, и собираюсь, - ответил Филипп и, похлопав ладонью по исписанным листочкам, лежавшим перед ним на столе, добавил: - Пытаюсь разгадать подлые замыслы АПТО.

- Если разгадаешь, - сказал Красавчик, - расскажи об этом Пьеретте завтра утром.

- А сегодня нельзя?

- Она поздно вернется, уехала в Турнье, будет выступать там на собрании рабочих.