Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

— Объявление снимать не будем, — надул губы Колосов, — Краснов страшно занят, я уже узнавал, и проводить беседы во всех общежитиях не может. А на «Смоленске» должен быть и придёт.

— Тогда как прикажешь всё это понимать?

— Политическая часть, да и сам Краснов поставлены перед необходимостью. Меня могут наказать за самоуправство, но беседу проведут. Я сам пойду и расскажу об этом. — Он посмотрел исподлобья на Матвееву, улыбнулся и сбежал по трапу на берег.

Политчасть временно разместилась в палатке, разгороженной фанерной перегородкой. Репин сидел за письменным столом и просматривал материалы к совещанию. Краснов за приставным столиком готовился к лекции.

В нагретой солнцем палатке было душно. Краснов расстегнул ворот гимнастёрки и перелистнул страницу своих старых записок в потрёпанной общей тетради.

— Послушай, Владимир Васильевич, — и он начал читать:

— «Первый путь в Нижне-Колымск, общей протяжённостью в три тысячи триста пятьдесят километров, лежал через Вилюйск, Жиганск, Зашиверск. Начинался на вьючных лошадях с октября и заканчивался в Нижне-Колымске только в апреле на вторую зиму. Отдыхали люди в колыманах — рубленых сараях с открытым верхом для выхода дыма. В середине костёр, нары из накатника, вот всё тепло и удобства. Колыманы встречались через сто — сто пятьдесят километров». — Он сощурился. — Полтора года пути в один конец. В лютые морозы, метели, пургу. И с тремя населёнными пунктами за всю дорогу. Ты не находишь, что об этом следует обязательно рассказать?

— Обязательно. Это же беспримерный героизм. Тут есть и нам чему поучиться. А долго ли существовал этот путь?

— Сто лет. Позднее нашли более короткий маршрут в две тысячи триста километров через Верхоянск и Средне-Колымск. Ездили ещё из Якутска через Хандыгу, Оймякон до устья Эмтыгея. Оттуда на ботах водой. Но постоянные аварии на колымских порогах вынудили отказаться от сплава.

Последняя дорога до открытия Калинкиным Ольско-Сеймчанского пути проходила с Оймякона вьючно до Верхне-Колымска,

Зазвонил телефон.

В приёмной через перегородку доносился голос Репина:

— Поймите, общежитий много, а секретарь парткома горного района Колымы один. Кроме лекций и бесед, у него есть ещё и другие дела.

Слышно было, как он повесил трубку и крикнул в другую комнату:

— Товарищ Инвеев, дайте, пожалуйста, план проведения бесед.

Колосов не стал больше ждать. Он прошмыгнул мимо секретаря в дверь кабинета.

— Товарищ начальник политчасти, разрешите обратиться!

Репин поднял голову.

— А-а, комсомолия? Здравствуй, здравствуй! Ну что у тебя, выкладывай, а то сейчас начнётся совещание.

— Я пришёл просить товарища Краснова провести завтра у нас на «Смоленске» беседу о Колыме.

— Почему завтра? И почему обязательно секретарь парткома? — улыбнулся Репин.

— Завтра в десять часов утра, — опустил голову Колосов и тихо добавил — Я вывесил объявление. Сейчас уже ничего не изменишь.

— Вот как?

— Да, Владимир Васильевич. Я знал, что Михаил Степанович очень занят и едва ли сумеет выкроить время. И считал это единственным выходом.

— Поставить перед необходимостью?

— Да.

— И ты находишь это правильным?

— Это нехорошо, но беседа крайне нужна. У нас молодёжь, — виновато проговорил парень.

— Та-ак, — протянул Репин и спросил Краснова — Что будем делать, Михаил Степанович? Тут действительно необходимость, — и он весело покосился на Колосова. — А то нам достанется на первом же собрании. Наловчился добиваться трибуны, — шутливо напомнил Владимир Васильевич о выступлении на активе.

— Да, ничего не сделаешь, придётся, — засмеялся Краснов. — Как зовут тебя? — неожиданно спросил он и подошёл вплотную.

— Юрка.

— Ну, что же, Юрка так Юрка. В Юриях Ещё походишь, успеешь. Договоримся с тобой так, — продолжал Краснов. — Времени у меня в обрез, всё подготовь. Ровно в десять буду на «Смоленске».

Пожимая крепко руку, обернулся к Репину.

— Со связистами придётся заняться после совещания, вечерком.

— Ну и прекрасно, — одобрил тот.

— Как видишь, всё утряслось, — весело подмигнул Краснов и энергично зашептал — Где туго, там проколачивать надо. — Он потрепал его по плечу.

Колосов ушёл очарованный.

День выдался тёплый и тихий. Собрались на палубе. Краснов явился точно в десять и, вынув из кармана листик бумаги со схематической картой Колымы, разыскал глазами Колосова.

— Ну-ка, Юрка, повесь повидней, — улыбнулся он, как старому знакомому, и сразу заговорил: — Вас интересует Колыма? Это хорошо. Я не сомневаюсь, что многие из вас с её освоением свяжут всю свою жизнь. Знать этот край нужно. — Он повернулся к карте. — Могучая река. Громадная неисследованная земля. Кто знает, что таит она в своих недрах?

Его рука так и мелькала по листу от верхней тонкой жилки до извилистой жирной змейки, разбегающейся у устья многочисленными рукавами дельты (дэ). На листе карты чернели одинокие, небольшие кружочки и редкие паутинки притоков и речонок с незнакомыми названиями: Коркодон, Сеймчан, Среднекан, Оротукан, Таскан,

Могилевский тронул Колосова и тихо шепнул:

— Ты не находишь, Юрка, что в этих звуках чувствуется что-то предостерегающее… Звериное… Кор-рко-дон… — повторил он, выпячивая губы.

— Отстань, дур-ре-мар, — в тон ему ответил Колосов.

Краснов продолжал:

— На огромной реке, протяжённостью более двух тысяч километров, за триста лет с момента открытия в среднем и нижнем течении возникли всего три поселения: Нижне-Колымск, Средне-Колымск и Верхне-Колымск. В царское время они назывались даже городами. Городами, — повторил он и пожал плечами. — Эти города состоят из беспорядочно разбросанных юрт и таёжного типа избёнок с населением в сто пятьдесят — двести человек. В верхнем течении ещё три села, или улуса: Сеймчан, Таскан и Оротукан. Возможно, вы представляете себе сёла в российском понимании? Ошибаетесь. Колымские сёла — это десяток одиноких юрт, разбросанных по берегу на расстоянии четырёх-пяти километров друг от друга. Малолюдно, не правда ли? Зато есть где развернуться.

Его рука легла на устье реки.

Поднялся Белоглазов.

— Я познакомился с записками купца Бережного и доктора Мицкевича, занимавшегося в конце девятнадцатого века организацией лепрозориев в Вилюйске, ОймЯконе и в Средне-Колымске. Ужас! — поёжился Толя.

— Было и так. — Лицо Краснова стало суровым. — В Верхне-Колымск ссылался декабрист Назимов. В Средне-Колымске был Бобрищев-Пушкин. На новое место ссылки в Туруханск он прибыл уже помешанным. — И Краснов рассказал о том пути, который нужно было проделать, чтобы добраться до низовий Колымы.

Колосов смотрел на него влюблёнными глазами. Ему нравился этот загорающийся взгляд и упрямые морщинки в уголках губ. Это был его герой.