Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

Пассажирский поезд «Москва — Владивосток» подходил к остановке. Хрипловатый голос репродуктора успел только донести, что состав принимается на второй путь, и тут же потонул в грохоте буферов.

— Варенец!., Горячая картошка!.. Яички! — У вагонов толпились торговки.

Матвеева убрала остатки завтрака, отнесла стаканы проводнику и вытерла столик. По крыше простучали гулкие шаги, и мимо вагона, покачиваясь, проплыл конец шланга, оставив на стекле грязные узоры. Донеслись удары молоточков по буксам колёс. Вот они приблизились, застучали под вагоном и смолкли. «Неужели отцепят?» — насторожилась Матвеева. Прислушалась.

Года три назад она отважилась расстаться с родным Ленинградом и поехала на юг. В пути сгорела букса, их вагон отцепили в Харькове. Она пошла посмотреть город и отстала от поезда. Теперь всякий стук под вагоном вызывал страх.

Но нет. Молоточки стукнули ещё раз и двинулись дальше по составу. Она подошла к окну. На первом пути уже стоял какой-то поезд.

Два раза ударили в колокол. В вагон с шумом и смехом вбегали девушки. Парни толпились у подножки, не было видно только Колосова.

— Останется!.. — Матвеева выбежала в тамбур. Высокий проводник с безразличным лицом и длинными, вислыми усами посторонился.

— Ой!.. Ой!.. Отправление., Юры нет, останется!.. Вот горе.

Проводник пошевелил усами и вытер о тряпку руки.

— Не волнуйтесь, гражданочка, это не нашему. Мы выбились из графика, теперь, считай, будем стоять на каждом полустанке. — Он спрятал улыбку и встал на ступеньку. — О парне вы напрасно. Слава богу, не маленький. Да такого и хотел бы оставить… — Он махнул рукой и поднялся в вагон.

Матвеева так и не успокоилась. Через открытый тамбур другого состава она спустилась на платформу. Шла посадка. Пассажиры, сгибаясь под тяжестью багажа, бежали по перрону, толкали встречных, хватались за поручни вагонов и, ругаясь с проводниками, лезли на подножки.

Рядом с вагоном-рестораном играла гармошка и толпилась молодежь. Кто-то плясал, виднелись растрёпанные волосы и мелькающие платочки. Колосова здесь не было. Она забежала в буфет, заглянула в зал ожидания, посмотрела в дверь почты… Нет.

Этот большой ребёнок, как она называла Колосова, постоянно тревожил и заставлял волноваться. Вспомнилось.

…Ещё в Москве, на Ярославском вокзале, она одиноко стояла у открытого окна вагона и смотрела на провожающих эшелон Дальстроя. На платформе обнимались, танцевали, плакали, смеялись и пели песни. Потом бежали за вагонами, прыгали на ходу, целовались с подножек, что-то кричали, махали кепками, платками.

Её охватило чувство горечи. Одна… Совсем одна. Она закрыла глаза. Жила себе тихо, спокойно, и вдруг — на тебе. Сразу на Колыму.

— Останется!.. Честное комсомольское… — ахнула рядом совсем молоденькая девушка с длинными белокурыми косами и схватила её за руку.

Поезд набирал скорость. За ним гнался черноволосый парень в клетчатой ковбойке, со свёртком в руке. Вот он поравнялся с вагоном, ещё рывок, но тут он сбил с ног старика. Парень помог ему подняться и снова пустился бежать. Но состав уже оторвался от платформы.

— Остался, дурень. Допрыгался, — засмеялась блондинка и прошла в купе.

Веселёнькая спутница, — подумала Матвеева и заняла своё место напротив девушки.

На верхней полке, выставив длинные ноги в стоптанных туфлях, лежал молодой парень в больших выпуклых очках. Он ел бутерброд и читал книгу. Четвёртая полка была пуста.

— Нас никак трое? — удивилась Матвеева.

— А тот, что остался, был наш. Вон его вещи, — показала девушка на небольшой чемодан и рюкзак. — Большой, а смешной какой-то.

— Как остался? — свесился с полки парень и, сняв очки, стал рассматривать своих спутниц. — Значит, Юрка отстал? Вот тебе раз. И кто бы мог подумать? — пробормотал он с завидным спокойствием.

Они познакомились. Блондинка оказалась топографом и назвала себя Валькой Новиковой. Высокий парень — геологом. Он представился: Анатолий Дмитриевич Белоглазов. Но через несколько минут Новикова называла его Толькой.

А скоро совсем неожиданно появился в купе и черноволосый со свёртком в руке.

— Юрка? А сказали, остался, — без особого удивления отметил Белоглазов и снова раскрыл книгу.

— Остался? Чего это ради? В крайнем случае бросил бы к чертям Твою воду, — улыбнулся вошедший и поставил на стол две бутылки фруктовой воды. — Еле догнал. А тут ещё какой-то гражданин подвернулся. Пришлось целый перегон сидеть на буферах.

Через два часа все они подружились. Белоглазов оказался рассеянным и хорошим парнем. Непоседа Юрка успел познакомиться с ребятами из других вагонов. На остановках он бегал смотреть вокзалы. Вот и теперь куда-то умчался, а на первом пути состав.

Матвеева оглянулась. Расталкивая встречных, спешила Валя.

— Вы Юрку? Да он в вагоне этого поезда. Каких-то парней уговаривает пересесть к нам и ехать на Колыму.

С первого пути отходил состав. На подножке мелькнула голова Колосова. Он с кем-то попрощался и спрыгнул.

— Вон он, Юрка! Бежим!

Большие серые глаза Вали вспыхнули, на щеках зарумянились милые Ямочки. Колосов уже заметил девушек и пошёл навстречу.

— Бессовестный. Опять заставил Нину Ивановну волноваться.

— А чего я сделал такого?

— Юра, не нужно отходить далеко от вагона… — начала было Матвеева, но Валя тут же её перебила:

— Вот он всегда так. Что-нибудь натворит, а потом разводит руками.

— Ну Нина Ивановна — понятно. А ты-то чего кричишь?

— А я тоже волнуюсь.

— Да хватит вам. Боюсь и дохнуть, — пробормотал он и послушно пошёл в вагон.

Наконец дали отправление. Все разбрелись по своим купе. Мимо плыли рубленые домики с тесовыми крышами. Серые грядки огородов, коза. А впереди снова леса, луга, поляны…

Нина любила стоять у окна и без устали смотреть, смотреть. Порой её охватывало сожаление: дожить почти до тридцати лет и не представлять, как велика страна. А то вдруг возникало ощущение тоски, словно навсегда она расстаётся со смолистыми лесами, полями, перелесками, железнодорожными домиками.

В купе Валя подсмеивалась над Юрием.

— Юрка! Ты ведь совсем не такой. Ну зачем тебе это надо?

— Какой это ещё не такой? Чего пристаёшь?

— Во-первых, врёшь на каждом шагу,

— Кто это врёт?

— Хвалишься, что куришь пять лет, а курить не умеешь. Твердишь всем, что провожала невеста. Опять врёшь! Всем же совершенно Ясно, что это твоя сестра: вылитый ты.

Колосов только краснел.

— Ты, наверное, за всю жизнь не додумался девушке сказать ласковое слово?

— Чаю я мало перетаскал? А леденцы мои кто поел? Кто носит из буфета продукты? И знаешь, что я тебе скажу, Валька, ничего ты Ещё не понимаешь.