Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

— Нина Ивановна! Мы вас ищем, наши все здесь! — подбежала к ней Валя и схватила её чемодан. — Пойдёмте! Там вызывают по спискам уже наш вагон! — И она увлекла её к группе ребят.

Высокий молодой человек с подножки машины выкрикивал по списку фамилии:

— Колосов!

— Я!

— В машину!

— Белоглазов, в машину!

Скоро вызвали и Новикову. Матвеева попала в автобус с медицинскими работниками. Их отвезли в палатки для транзитных пассажиров, едущих на Колыму.

— Си-ве-жиа лу-киа! Ре-ди-сыка! Пит-лусы-ка!

Высокий китаец с лотком на голове, останавливаясь под окнами, продолжал выкрикивать, коверкая знакомые слова.

Нина проснулась, набросила халат и с полотенцем вышла из палатки. За далью моря всплывал диск солнца и золотил вершину сопки. На траве искрились капли росы. Земля курилась и дышала свежестью утра.

Редиска с огорода, а в Ленинграде, наверное, Ещё нет и тепличной, — подумала она и вспомнила, что нужно подруге написать письмо.

Она купила два пучка, умылась и принялась за письмо.

«Дорогая моя Танюша!

Вот и кончился первый этап моего пути. Все эти дни я была счастлива, как никогда в жизни. Птицей парила в небе и впервые увидела красоту и величие Родины. Как она хороша/

Мне повезло. Из Москвы я выехала комсомольским составом. Какие ребята! Какие девочки! Сколько разнообразных и цельных натур, какая непосредственность. Знаешь, с ними и я себя почувствовала совсем юной, но в то же время и взрослой. Давала им советы, разрешала споры.

Если так пойдет и дальше, то ты, пожалуй, не узнаешь во мне прежней тихони. Как видишь, и мне есть за что благодарить ребят. Если бы этим ребятам дать хороших вожаков! И тут я невольно подумала о тебе…

Как обидно, что ты не сумела поехать. Но не огорчайся, родная. Бабушка поправится. А приехать не поздно и летом будущего года. Ждать тебя буду с нетерпением.

В Вятке выходила посмотреть на твой родной город. Понравился. Накупила всяких безделушек. Пусть напоминают тебя.

На станциях составы полны молодёжи. Все едут на новостройки пятилеток. Великое переселение на окраины страны. Порой хочется плакать от волнения. Происходит что-то неповторимое. Да и наша Колыма тоже часть общего великого.

Сегодня мне грустно, не удивляйся. Растеряла наших. Всех расселили по разным общежитиям, по профилям профессий. Понимаю — это целесообразно, но я скучаю. Мне нестерпимо хочется к моим «ребятишкам». Кончу писать и пойду их разыскивать.

На днях напишу более обстоятельно. На хныканье не обращай внимания. Буду стараться быть храброй как ты!

Пиши: Нагаево. До востребования.

Обнимаю и целую мою девочку, моего доброго друга.

Нина»

Она запечатала конверт и надписала:

« Татьяне Михайловне Маландиной ».

Город был не таким громадным, как это показалось ночью. Нина опустила письмо и разыскала контору Дальстроя.

У входа и в коридоре толпились люди. За стенками стрекотали машинки, и чей-то мужской голос надрывно кричал:

— Безобразие! Мы не можем ждать! Народу? Да-да, много! Гостиницы, школы, палатки, четыре парохода — всё заселили, некуда принимать! «Смоленск»? Заселили вчера! Оборудуем твиндеки! Давайте «Совет». Не можете? Ну что же, придётся вам объясняться с край-исполкомом.

Через маленькое окошечко в отделе кадров Нина обратилась к женщине в пенсне.

— Топограф Новикова и механик Колосов? Сонечка! — повернулась она к девушке, перебирающей толстые папки. — Дай, пожалуйста, списки людей хозяйства Казапли и электромеханической службы Линцера.

— Директор Дальстроя, товарищ Берзин, приказал формирование управлений и служб начинать на ходу, — поясняла она, пока Сонечка шелестела бумагами, — поэтому стараемся расселить людей по общежитиям, учитывая их профессии. Там живут и руководители. Можно приглядеться и легче комплектовать. Магадан-то пока ещё географическое понятие. Эдуард Петрович решил отправлять в тайгу людей прямо с пароходов. Это и время сэкономит.

Эдуард Петрович милейший человек, но в работе требователен и к себе и к другим. На Вишере его просто обожали. Это человек высокой культуры, со светлой душой и большими заслугами перед революцией. Большой человек, а прост и доступен для всех. — Она улыбнулась. Глаза потеплели. — Вы знаете — это настоящий коммунист!

Соня положила на стол бумаги. Пробежав их глазами, женщина в пенсне сообщила:

— Новикова Валентина, топограф. Пароход «Каширстрой». Первый твиндек, место 74. Колосов — пароход «Смоленск». Это во втором доке, — любезно разъяснила она, — «Смоленск» и «Каширстрой» — рядом.

В открытую дверь бухгалтерии Нина увидела высокого мужчину с красным лицом. Он кричал:

— Бюрократы! Что я, воровать должен? Месяц не отправляют! Да ещё ограничивают в средствах! Я требую…

— Товарищ, поймите! В районе Нагаева льды. Ледоколов нет. Пароходы выйдут, как только очистится море. Но за это время вы уже получили четыре раза аванс, — рассматривая испещрённый печатями договор, спокойно разъяснял бухгалтер. — А кроме того, вам следовало бы немного проспаться.

— Ты, гражданин, моих авансов не считай, — уже миролюбиво заговорил мужчина. — Не на месяц еду в тайгу. А то что выпил вчера немного, так это же от тоски. Может быть, в последний раз в цивилизации. А деньги прошу не для себя — семье подбросить надо. Небось у самого есть детишки.

Бухгалтер снова развернул договор.

— Московское представительство начиная с апреля переводит половину вашего оклада семье. Не дам! — решительно заявил он, возвращая договор, — А если не хватает на водку, идите к начальнику строительного управления товарищу Заборонку. Он пока строит барак на Второй Речке. Там нужны рабочие. Зарабатывайте и расходуйте, как вам вздумается.

— Не дашь? К Заборонку? Я шофёр, а не плотник! Может, ты меня нужники чистить пошлёшь?

— Браток, спокойно! — тронул бухгалтера широколицый парень с перебитым носом. — Посмотрите, гражданин хороший, до чего человека довели. Мужику-то, может, и жрать нечего, а вы — «пьёте». Неблагородно.

— Папаша, не собирай очередь! — вмешался уже третий. — Что же творится? Из человека всю душу вытЯнул! Что тут, Семёновский базар или советское учреждение?

Бухгалтер заколебался. Он уже начал разбирать бумаги, разыскивая заявление.

— Да что вы с ними возитесь, товарищ? — возмутились из очереди. — Это же известные дружки. Не просыхают от Москвы.

— Ну ты, пижон, откуда сорвался? Может, выйдем, потолкуем?

— Вы что, товарищ Шатров, никак угрожаете? — Высокий и худощавый блондин вышел из очереди. — Драться я не умею, но всё равно вас не боюсь. Вы ехали с нами в одном вагоне, живём вместе в общежитии. Вы меня не знаете. Вы никого не знаете, кроме бутылки и ваших дружков. Я пойду в политическую часть и напишу лично от себя заявление. Зачем таких, как вы, везти на Колыму…