Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

— Молодец, Коля! Нужно всем пойти, — поддержали его.

Шатров и его приятель поспешили удалиться.

На «Смоленске» было многолюдно. С палубы любовались морем, с пирса и трапов ловили удочками камбалу и бычков. Болельщики волновались:

— Колька, бросай тут! Говорю, бросай: только что блеснула!

— Тяни, тяни скорей! Сойдёт! Эх ты, шляпа, да разве так ловят! Разиня, такую рыбину отпустил! Тебе не рыбу, а лЯгушек ловить!..

Несколько парней, засучив штанины, бродили недалеко от берега.

Совсем молоденький курносый парень с белыми волосами стоял на борту и внимательно рассматривал камбалу: то заглядывал ей в рот, то засовывал палец под жабры. Он так был поглощён этим занятием, что, когда Нина спросила, где найти второй твиндек, вздрогнул и выронил рыбу на её туфлю.

— Ох, простите! — растерялся он и, схватив рыбу вместе с ногой, покраснел ещё больше.

— Ничего. Ну а где же второй твиндек?

— Вам кого?

— Наверное, не знаете. Колосов, приехал вчера с шестым эшелоном.

— Юрку не знаю? Да что вы! Его уже все знают! — улыбнулся парень.

— Что-нибудь уже натворил?

— Юрка молодчик! Пойдёмте, я вас провожу.

После солнечного дня в трюме было особенно темно.

В углу на нижних койках чернели силуэты людей. Хриплый голос чувственно выкрикивал:

Не вчера ли я молодость пропил,

Разлюбил ли тебя не вчера…

Нина увидела между нарами мужчину со стаканом в руке. По перебитому носу она узнала человека, которого утром в конторе называли Шатровым.

— Володя, не шуми, — послышался слащавый голос, и навстречу ей вышел человек в спортивном пиджаке, галифе и жёлтых крагах.

— Юрки тут нет! — крикнул парнишка.

Матвеева повернулась, но человек в крагах встал на дороге.

— Благодарю вас, мне ничего не нужно.

— Жаль, жаль! Женщине в пути необходима поддержка. Я имею в виду спутника с широкой спиной. — И он попытался заглянуть ей в глаза.

— Оставьте, пожалуйста.

Нина смело оглядела их компанию. На койках сидело несколько человек. Среди них совсем молодой парень.

— Знаете что? — Нина посмотрела на мальчишку. — У меня к вам действительно большая просьба.

— Рад! Очень рад! — Он театрально раскланялся.

— Отправьте этого юношу к его друзьям.

— Мадам, мадам! — услышала она уже с трапа. — Если вам все же потребуется помощь, вспомните Поплавского.

Когда Нина поднялась на палубу, с борта корабля донеслись голоса:.

— Юрка! Вернись, довольно! Простудишься, дурень! Верим, верим! Поворачивай!

— Вон Юрка, — показал парень на море. — Плывёт!

Далеко в бухте на волнах покачивался буй, а рядом с ним Нина рассмотрела чёрную голову пловца.

— Как вы могли позволить? Кто купается в эту пору? — набросилась она на окружающих.

— А у кого он спрашивал? — не спуская глаз с чёрной головы, ответил стоящий у борта.

— Сумасшедший какой-то, — вмешался человек с широкой окладистой бородой. — Вчера приехал и сразу же забрался на самую верхушку мачты. Чуть не выдворили на берег. Едва удалось отстоять. — Он расправил бороду. — Забавный парень, что-то есть в нём располагающее. Он и не пытался оправдываться. «Сам, говорит, не пойму, чего меня туда потянуло. Но раз виноват, то и отвечать должен». И тут же спросил, как поближе пройти на вокзал. Решил там ночевать. Видим, уйдёт и не попросится. Пришлось за него поручиться. А сейчас вон уже где.

— Посмотрите, как он плывёт! — кричал попутчик Нины.

Колосов плыл красиво. Нина заметила, как он схватился за трос, вылез и помахал ей рукой.

— Что ты делаешь? Мальчишка!

— Нина Ивановна, да что здесь такого? Ребята говорили: вода холодная, побоишься. А чего тут бояться?

Она схватила его за руку и отвела в сторону.

— Это, наконец, глупо! Ты становишься посмешищем!

— Смешон? — тихо повторил он. Теперь он совсем не походил на виноватого мальчишку. Нахмуренные брови, блеснувшие сталью глаза и упрямо сжатые губы.

Ого, да тут характер, — подумала Матвеева. Она засмеялась и взяла его под руку.

— Вот так, мальчишка. Научись понимать и оценивать свои поступки. А теперь горячий чай — и в постель. И не смотри на меня так, а выполняй распорЯжение врача.

Экспресс «Негорелое — Владивосток», вырвавшись на просторы Приморья, стал нагонять время. Привычный ритм колёс слился в барабанную дробь. Читать стало невозможно. Фомин отложил книгу, вынул бритвенный прибор и посмотрел на нижнюю полку. Соседки по купе — Аллы Васильевны — не было.

Эх, чёрт! Нужно было побриться утром, — огорчённо подумал он и обратился к третьему пассажиру купе, пожилому, разговорчивому человеку.

— Наша дама, очевидно, в туалете?

— А где же ещё? Как всегда, час одевается, два мажется, три прихорашивается, — недовольно поморщился сосед.

— Давно?

— Да, порядочно. Мне бы тоже побриться, а то, пожалуй, в таком виде и в гостиницу не пустят, — провёл он по рыжеватой щетине на щеках. — А эта принцесса, чего доброго, провозится до Владивостока.

Он открыл портсигар, привычным движением смял мундштук и закурил.

— Откуда в наше время такие берутся? — продолжал он ворчливо. — ПяЯтнадцатый год революции. Каждый старается внести свою долю в общее дело. Женщины целыми эшелонами едут на стройки. А у этой только и слышишь: «интеллигентно — неинтеллигентно, модно — немодно». И откуда у молодой женщины такие взгляды, вкусы, привычки? С её идеологией надо ехать в Париж, а не на Колыму.

— Может быть, её и осуждать не следует. Муж какой-нибудь крупный специалист, балует. А она женщина Яркая, — мягко заметил Фомин.

— Вот-вот! — оживлённо подхватил сосед. — Наверное, какой-нибудь старый осёл. Кормит комаров в экспедиции, а она тут франтит.

— Почему старый, да ещё и осёл?

— Это уж точно. Во-первых, чтобы содержать такую, нужно занимать видное положение. А во-вторых, вы слышали её рассуждения? Нет? Жаль! Вообще-то любопытно. В её понимании все люди делятся на две категории — интеллигентных и простых. Признаки интеллигентности мужчины: занимаемое общественное положение, заработная плата и внешние данные. Работающая женщина грубеет и теряет черты интеллигентности. В общем, дореволюционная плесень и ржавчина.

— Возможно, итак, не прислушивался. Меня, собственно, не интересует, кто она и что она, — пожал плечами Фомин и спустился с полки.

— А мне небезразлично, — не успокаивался сосед. — Я всю империалистическую и гражданскую не снимал шинели. Простите за выражение, кормил вшей. И мне это претит. Лучше бы совсем катилась в международный, чем бегать туда. — Он сердито сунул в пепельницу окурок и многозначительно посмотрел. — Там, говорят, есть одноместные купе со всеми удобствами…

— В международных не ездил. И по одним предположениям думать плохо о людях не привык, — холодно ответил Фомин и отвернулся.