Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

Шайхула сидел на опоке и маленькой гладилочкой, посматривая на Юру, наносил на кусочке воска знаки.

— Ну как, Шайхула, доволен работой? — спросил Его Колосов.

— Шибко доволен. Если не выгонишь, буду тут работать весь срок.

Шайхула начал свою работу в мастерских жестянщиком. Он увлёкся литейным делом и перешёл в формовочное. Работа Его так захватила, что он почти не уходил в лагерь. Теперь он работал с таким же упорством, как в недавнем прошлом отказывался от работы. Кто знает, где таится призвание человека, где кроются Его дарования, а стал он безусловно талантливым формовщиком. Даже сверхтрудные детали с внутренними полостями и замысловатой конфигурацией не представляли для него сложности.

— Чего это ты мастеришь? — с любопытством спросил Юра и взглянул на Его работу.

— Приходи, начальник, вечерком, смотреть будешь, удивляться будешь, хохотать будешь. Всё будешь, только ругаться не будешь. Понял? — Он лукаво усмехнулся и снова начал подчищать, ковырять гладилкой.

В дверь заглянул Копчёный и поманил Шайхулу. Тот Ещё раз посмотрел на Юру и вышел.

— Вы посматривайте за этой братией. Чего-то они шушукаются, — заметил Юра пожилому мастеру Горину.

Тот подёргал седой ус и не сразу ответил.

— Любит дело парень, да и понимать хорошо начал. Теперь бы вроде и не до баловства. А с этим чёрным букет они делают. Ну и пусть, лишь бы не шкодничали.

Прибежал диспетчер и позвал Колосова к телефону.

Звонил Краснов. Готовился слёт передовиков производства лагеря. Запрашивали характеристики на Тыличенко, Прохорова и других. Значит, скидка сроков, подумал Юра. Парни работали хорошо, пора было хлопотать о досрочном освобождении.

Вечером Юра снова зашёл в литейную. Опоки курились паром, и на них вспыхивали голубые огоньки. Плавильная печь остывала. В открытое завалочное окно струился розовый свет и освещал Шайхулу. Он сидел на верстаке и, высунув Язык, старательно очищал металлической щёткой серебристую алюминиевую отливочку.

— Узнаёшь, начальник? — поднял он половинку коробочки. Юра увидел на крышке портсигара свой профиль, выполненный мастерски.

— Ого-оо. Да ты художник! Когда же ты успел?

— Шайхула всё может. Формовать может, лепить может, воровать тоже может, а ты всё — жулик да жулик. Хорошо, говоришь, сделано? А? — он хитро ухмыльнулся и снова принялся очищать отливку. — Сделано всё по памяти. А пока ты калякал с мастером, маленько поправил.

— Если человек захочет, он многое может.

— Факт. Вот освобожусь, учиться буду. Художником буду, а что?

— Мастером по формовке будешь хорошим. Всё остальное — видимость и пустяки, — вмешался в разговор Горин. — Глаз у тебя острый. Голова хорошая, только досталась дураку. — Мастер вытащил вторую отливку и бросил её на верстак. — Ну не разбойник? — погрозил он пальцем и, спрятав в усах улыбку, с деланной сердитостью завозился с моделями.

— Ну ладно, ладно, батя. Не буду. Зачем ругаешь? Моё начальство, надо, — пробормотал Шайхула.

Юра взял вторую коробку и посмотрел на портрет. Лицо неприятное, насторожённое. Юра сразу узнал Его. Это был заключённый, кладовщик инструментальной кладовой ОКСа Гайдукевич, по прозвищу Колюха.

— Расходись! — с надрывом прокричал конвоир, закрывая входные ворота и, перекинув винтовку за плечо, вошёл в проходную.

Заключённые торопливо расходились по баракам.

Колюха тоже вернулся с работы, но в барак не торопился. Он свернул закрутку, кося на изгородь, за которой помещался оперативный отдел. Заметив мелькнувшую в изоляторе фигуру Культяпого, усмехнулся.

Культяпый, он же Сокол-Крамелюк, преуспевал. Сначала он к уполномоченному пристроился, рабочим-истопником. Потом несколько краж, раскрытых с Его помощью. Теперь он уже неофициально выполнял обязанности помощника уполномоченного: сопровождал подследственных, распоряжался изолятором-карцером и даже принимал участие в отдельных операциях.

Сейчас пересматривались списки заключённых, проживающих вне зоны и обслуживающих дома инженерно-технических работников. Представлялась возможность протолкнуть туда своих людей. Всё зависело от оперотдела. Колюха раздумывал, как бы Ему встретиться с Культяпым. В жиденьком скверике из высаженных тополей он присел на скамейку. Подошел Сашка-бог и сел рядом.

— А ловко ты, земеля, приспособился, лучше и не придумаешь. Инструменталка — это лафа. Машины, шоферюги. Только теперь выдержи стойку, — учил Сашка-бог.

— Знаю, не учи, — резко оборвал Колюха. — Начальник доволен, да и порядочек у меня. Парней бы вытолкнуть из зоны. Культяпому надо шепнуть, да не придумаю как.

Сашка почесался.

— Да запросто. Там принимает прокурор. Запишись, раскинешь чернуху — и порядок. Перекинешься с Культяпым. Лёнчик хвост задирать начал, надо прижать. — Он наклонился к уху Колюхи и Ещё долго нашёптывал что-то.

Наутро Гайдукевич-Колюха поднялся и тут же записался на приём к прокурору. Надзиратель провёл Его в помещение оперотдела и передал дежурному. Там уже ждал народ. Одни сидели на скамейках в коридоре и покуривали в кулак. Другие бродили, бросая недоверчивые взгляды. Кто знал, зачем сидят эти парни здесь? Кто тут свой, кто чужой? Могли быть всякие, и заключённые настороженно помалкивали. Колюха наблюдал. Скоро с важностью прошёл Культяпый и, встретившись с ним глазами, перевёл взгляд на курносого беловолосого парня, забившегося в самый уголок.

— О-оо, Лыков? Ты чего опять здесь? — Тяжёлые веки Колюхи чуть приподнялись. Он подошёл к парню, вытащил папиросы и сел рядом. — Смоли, земеля, пока твоя неделя. Значит, всё Ещё по цирюльням да баням?

Лыков срывающимися пальцами вытянул папиросу и стал ощупывать карманы. Это был тот самый Лыков, который отбывал срок за убийство Красюка, ловко подсунутое Ему Гайдукевичем. Колюха продолжал держать Его в страхе, беспокоясь, чтобы парень не проболтался. Заметив, как Лыков запуган, он зажёг спичку, дал прикурить и, крутанув пальцами огарок, ухмыльнулся, — Была и нет. Вот так-то, милок!.. — сказал он многозначительно и снова опустил ресницы, заметив как бы между прочим — Тебя всё полощут?

Лыков несколько раз торопливо затянулся и проговорил:

— Всё Ещё с тем бельём, что пропало. Нашли всё, не пойму, чего Ещё нужно.

— Так, так…

Из дежурной комнаты выглянул Культяпый.

— Эй ты, служба! — крикнул Колюха, показывая на живот. — Где у тебя тут можно поразмыслить? А ну, проведи. — И тут же выругался с выкрутасами. Парни в коридоре заулыбались.

Культяпый открыл дверь во внутренний дворик и зашептал:

— Частишь, браток, так и засыпать можешь, смотри. Ну, что у тебя?

Колюха наклонился и принялся зашнуровывать ботинок.

— Парней в дневальные толкануть надо. Грибовского, Пикуля…