Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

Фомин слушал рассеянно. Мимо бежали зелёные лужайки, рощицы тополей, сквозь зелень проглядывала речка.

Эх, побродить бы по берегу речки да посидеть в тени деревьев. А то лечь в траву, закрыть глаза и слушать, слушать. Речка быстрая, болтливая.

— После той гречки я решил провести воспитательную работу, — усмехнулся водитель. — Надо же было как-то постоять за себя. Следующим рейсом загрузился концентратами. Они были в мешках. Смотрю — на том же месте опять тот скуластый. Но, как видно, узнал мою машину и махнул, чтобы, значит, проезжал. Вроде бы одолжение сделал. Мол, пока милуем, а сам нахально смеётся.

Водитель улыбнулся.

— Ничего, думаю, своё как-нибудь возьму. Отъехал за поворот, заглушил мотор и делаю вид, что решил отдохнуть. Дорога-то, сами видите, какая, да и перегоны дай бог. Приходится перехватить часок-другой. А то не заметишь, как окажешься в кювете. Куртку с бумажником под голову, чтобы не стянули. Опустил стекло, вытянул ноги в окно. А в руку тот самый ключ и приспособился так, чтобы оттолкнуться от рулевой колонки и сразу на ноги. И верно, не прошло и десяти минут, как идёт этот тип по дороге.

Водитель покосился на кромку дороги.

— Слышу, тронул за ноги и начал тихо-тихо стягивать сапог, — продолжал он, посмеиваясь. — Давай, давай, не объедешь: не из деревни. Но нет, потянул немного, собака, и принялся за другой. Потом снова за первый. Тоже понятно: кому нужен один сапог? Мне уже не терпится, а он, скотина, вроде бы забавляется. Потянет, отойдёт.

И вы знаете, что он сделал? Подкрался с другой стороны кабины, где я Его совсем не ждал. Не успел я и ахнуть, как распахнулась дверка и вылетела моя куртка. А я — под штурвалом руля. Он набросил на плечи мою куртку — ив кусты.

Называется, перевоспитал. Пришлось идти к заключённым и просить разыскать права. Ещё сто раз спасибо сказал. Знал, поганый, как водителю без прав.

Речка приблизилась к дороге и бежала как бы вперегонки с машиной, петляя в зелени кустарников. За поворотом водитель резко затормозил. На дороге лежал человек, загородив проезд.

— Никак задавили? — Водитель выскочил из кабины. Вышел и Фомин. Они подбежали

вплотную. Фомин повернул труп.

— Кукла! — засмеялся он и поднял шапку, набитую тряпьём.

— Груз! — тут же закричал водитель и бросился к машине.

Фомин успел заметить мелькнувшую в кустах чью-то загорелую спину и свой чемодан.

— Бежим, нагоним! — суетился водитель, вытаскивая ломик.

— Да ну! — отмахнулся Фомин и сел на груду щебёнки.

Водитель пожал плечами и принялся считать места.

Но вот из-за поворота дороги появился человек. Он шёл по кромке насыпи с таким видом, словно ничто, кроме дороги, Его не интересовало. И, только поравнявшись с машиной, сердито крикнул:

— Зачем гоняешь? Видишь, дорога плохой, так растеряешь весь груз! Собери Ящики, пока их не растащили!

Фомин в прохожем узнал Шайхулу и окликнул Его.

— Гражданин начальник, это ты? Зачем с таким турком Едешь? Тачку Ему, а не машину. Вести не может, тормозить не может. Не только Ящики, человека потерять может. Ай-ай-ай!

— Довольно прикидываться, Шайхула. Твои художества, и сделано неплохо. — Сергей показал на куклу и тут только вспомнил, что в чемодане икона. Найдут в Его вещах, что тогда? — Чемодан взяли, там только нужные для меня бумаги.

Шайхула как не слышал.

— Здорово. Лежит как настоящий. Любой остановится поглядеть. — Он ухмыльнулся. — Чемодан, говоришь? Свободы не видеть, не знаю.

— Я тебя прошу! Ведь не чужой…

Фомин просил, унижаясь. Шайхула засмеялся:

— Правильно говоришь. Свой человек, поищем. Только зачем бросаешь в кузове барахло? Не возьми — каждый дураком обзовёт.

Шайхула пронзительно свистнул. Из кустов показалась голова.

— Пойдём, начальник. Как бы чего не замотали.

Человек вылез на насыпь и пошёл навстречу.

Фомин только и думал, как бы скорее разыскать чемодан и сбыть с рук эту проклятую икону. Надо же было такому случиться! И он тут же спросил Шайхулу, не знает ли тот заключённого Гудковского.

— Почему не знаю? Он на нашем участке в подконвойной бригаде Улусова. Вон там, дальше в карьере. Могу проводить.

— А конвой?

— Уладим. Тут хозяева мы.

Фомин вздохнул: как гора с плеч.

— Улусов, Улусов? Это не тот важный барин? Разве он работает?

— Зачем? У таких башка Есть. Посчитал, насчитал, прикинул. Вот и кубики, и для себя и бригаде тоже. Деляга. Да и конвой не в убытке — и план и рыба. А ты куда Едешь, начальник? — посмотрел на него Шайхула.

Фомин рассказал.

— Забери, начальник! Скоро зима, тут не сезон. Устроишь жестянщиком — работать буду. Копать — нет, сразу тебе говорю.

— Пожалуй, воровать здорово будешь?

— Буду. Поймаешь, посадишь. А кто не крадёт, Если умеет? Договорились?

— Ага! — Фомин кивнул головой, может быть, слишком поспешно. Черноголовый парень, что шёл следом, свернул с трассы.

— Эй, Жук! Валяй к ребятам. Пусть не трогают хабару! Понял? — крикнул Ему Шайхула и оглядел Фомина. — Ты, пожалуй, начальник, не ходи. Да ты не бойся, будет

порядок.

Шайхула степенно зашагал по дороге, Фомин вернулся и сел на подножку машины. Водитель закрыл капот, вытащил из-под сиденья кусок камеры и направился к речке.

Было тихо.

Стареешь, солдат. На мелочи размениваешься! Алла, иконка, Шайхула. А дальше?

Дальше не хотелось думать. Из кустов вышел Шайхула с черноголовым. Тот нёс чемодан.

Водитель налил воду в радиатор и сел за руль.

— Вот, начальник, забери. Можешь не проверять, не открывали. — Шайхула поставил чемодан в кабину, — Садись, начальник. — Он подсадил Фомина, захлопнул дверку и встал на подножку. — А ну, водило, газуй вон туда, где дымок. Там остановишься.

Фомин не удержался, открыл чемодан и запустил туда руку. Тут. Скорей бы, скорей, да ну Её к чёрту.

Потяг сбежал на лёд, и Колосова охватило приятное ощущение скорости. Но каюр Атласов затормозил. Конец остола врезался в твёрдый накат дороги. Собаки сбились, заскулили и, рванувшись, лениво затрусили по извилистому руслу Среднекана.

Юра отбросил высокий воротник тулупа и вытер концом шарфа лицо. Туман оторвался от земли, навис над долиной. Ветки деревьев и кустарника покрывала изморозь, отчего лес казался воздушным. Было тихо и тепло.

— Печально? — выглянул из воротника Колосов.

— Нет, весело! Геть, геть, геть, — громко раскатилось по лесу. Собаки вздрогнули, покосились на нарты и снова понеслись. Атласов поправил шапку, — Тайга любит смеяться издалека. А вблизи пугливая. Крикни — вздрогнет. Тронь-ка — плакать начнет. — Якут довольно чисто говорил по-русски.

С неба лениво поплыли снежинки, а вскоре пошёл густой снег. Нарты неслышно скользили. Атласов задумался. Чтобы завязать разговор, Юра спросил: