Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

— Как там Краснов? Здоров?

— Имя, одетое в мех справедливости, не теряет цены, — мудрёно ответил Якут.

Колосов закрылся воротником. Капля растаявшего снега скатилась по щеке. Сразу вспомнилось, как они с Женей в дождь целовались под лиственницей. Сколько же прошло времени?

Речные пароходы привезли горное оборудование, и всё лето он пробыл на приисковых участках. Движки, локомобили, насосы, электроустановки. Горняки не хотели терять ни одного дня. Затем командировка на Сеймчан, ликвидация склада американской фактории. Только вернулся, пришлось выезжать в Магадан за оборудованием для обогатительного отделения лаборатории. А там новая командировка и отпуск.

Теперь он возвращался с Большой земли, возвращался к своим друзьям, к желанному делу. Его радовало всё: и эти угрюмые сопки, и молчаливая тайга, и даже снежинки, проникающие за воротник.

На берегу показались постройки прииска «Среднекан» — радиорубка, котельная и маленькая электростанция. А вот и их молодёжный прибор. Да, это всё родное, сделанное собственными руками.

Из распадка донёсся далёкий гудок экскаватора. Его тревожный голос вызвал волнение и в душе Колосова.

Почему бы это? А-аа, Валька. Она где-то здесь на приисках. Скорее бы встретиться, переговорить. А что сказать? Да и зачем?.. Затем что не перестаёт болеть сердце. Другой бы давно выкинул Её из головы. Чем, например, хуже Женя? Да Если бы не Валька… Юра отбросил воротник.

Блеснули огни посёлка. Летят навстречу знакомые постройки. Упряжка, не сбавляя скорости, внесла их в устье Среднекана. Среди новых построек Юра Едва разглядел юрту Гермогена.

— Стоит! — радостно заорал он.

По берегу растянулись длинные навесы складов, огороженные забором. У освещённой прожектором проходной одинокая фигура сторожа в длинном тулупе. Вот и столовая. В больших окнах гардины, занавески. Что-то новое почувствовалось в них Колосову. И он стал искать глазами маленькие окна знакомых бараков. Где вы, подслеповатые, но ласковые? Куда девались крохотные землянки с большим человеческим теплом? Эй, други! Почему не бежите навстречу и не распахиваете гостеприимно двери своих жилищ?

Но большинство землянок снесено. Друзей тоже не видно. В посёлке тихо.

Забрав свои вещи, он направился к Гермогену. Пока старик тут, он всегда найдёт у него приют.

За углом нового дома на доске объявлений афиша: «Вечер художественной самодеЯтельности». Он узнал знакомый почерк Валерки. Добрый толстый лентяй. Он, значит, тут.

Но вот и юрта.

Дверь жалобно скрипнула. В юрте Юрий увидел новшества: на столе клеёнка, заправленная одеялом постель. На стене портрет Ленина, а под ним красный лоскуток. В углу, над узлами, сгорбленная фигура.

— Догор, дружище! Здравствуй! Это же я — Юрка! Здравствуй, говорю! Здравствуй, старина. Куда это ты собираешься?

Гермоген поднялся, взял Его за плечи.

— Я, я, дружище. Что, изменился?

— Старому-то тлеть, молодому-то цвести. Но нисево, нисево, Юлка. Это сыбко хоросо, — говорил он, вытирая глаза.

— Поживём Еще на славу…

— И верно, позывём. Болеть-то много время нету. Дел-то много Есть, — проговорил он значительно и проворно завозился у печки.

Казалось, время было бессильно над стариком, Колосов раскрыл чемодан.

— Это тебе, догор, тёплая куртка. А вот трубка. Тут охотничий нож. Да вот и коньячок для встречи, — раскладывал он подарки на столе.

Когда выпили, старик разговорился, а потом как-то сразу сник и захотел спать.

Юра подбросил дрова в печку, укрыл Гермогена и направился в клуб. Он с трудом втиснулся в зрительный зал и протолкался к стене. Незнакомые лица, но что больше всего поразило — это костюмы и галстуки. Значит, цивилизация успела просочиться и сюда.

Занавес дрогнул. Непринуждённо-ленивой походкой на сцену вышел Самсонов.

Валерка артист? Можно было ожидать всё что угодно, но не Самсонова в роли конферансье. Но почему он так странно поворачивает голову, оглядывая публику? Юра понял и расхохотался. Фрак был мал, и Валерка избегал резких движений, опасаясь за прочность швов.

Самсонов медленно поднял огромную ручищу. В зале засмеялись и захлопали. Осторожно он поднял и вторую руку. На лице полнейшая невозмутимость. Публика не успокаивалась. Тогда он сделал строгое лицо. Зал не унимался. Было в нем действительно что-то смешное и вместе с тем обаятельное. Юра этого раньше не замечал.

— Как этого увальня затащили на сцену? — спросил громко чей-то знакомый голос.

— Татьяна раскопала…

Это Космачёв. Вон и Его борода. Но кто же второй? Похож на Митяя, но лицо? Нет, лицо не Его.

В это время человек оглянулся, и Колосов встретился взглядом. Митяй — и манишка? И это закоренелый старатель? Ну и дела! Юра поклонился и покачал головой.

Самсонов продолжал стоять с поднятыми руками. Его румяное лицо светилось.

— Валерка, всё готово. Объявляй и уходи, — донёсся за сценой шёпот, слышный на весь зал.

— Ну всё, так всё, — покорно согласился он и, поправив бабочку, объявил — Вычислитель маркшейдерского [дэ] отдела Татьяна Маландина и врач лагерной больницы Нина Матвеева. Аккомпанирует на пианино Евгения Зельцер.

Женя? Колосов вздрогнул и рванулся вперёд. Только заглянуть бы в эти хорошие глаза. Но из-за занавеса выглядывал лишь угол пианино.

Татьяна вышла на сцену раньше Нины. Лицо Её разрумянилось, глаза весело блестели.

Появилась Нина. Пели они славно. Исполнили и куплеты на местную тему. Досталось любителям преферанса.

Но вот Самсонов объявил очередное выступление, на сцену вышла петь и Женя. Заметив Колосова, она растерянно замигала, и глаза Её стали Еще больше. Пела Женя хорошо, а Юрию казалось, что слышит он голос Вали. Как только закончился концерт, он сразу же пробрался на сцену.

— Брат Юрка? Вернулся? Вот это хороший человек. А ну дай я тебя чмокну, — бросился навстречу Самсонов.

— Приехал разбойник. А мы тут постоянно тебя вспоминали, — говорил он, тиская Колосова изо всех сил.

— Где Толька, Игорёк, все остальные? — задыхаясь в плотных объятиях, спрашивал Юра.

— Толька? Ну, он теперь подымай выше. Уже в Москве. Отгрохал диссертацию, и никаких гвоздей. Талант, поехал на защиту. Игорёк оборудует лабораторию на Ларюковой. Это рядом с Оротуканом. Теперь дай посмотреть на тебя глазами зрителя. А что? Хорош. Тебе поездки на пользу.

— Как это ты, Валерьян, в артисты прорвался? Этих талантов от тебя никак не ожидал. А вообще-то здорово. Морда у тебя комическая.

Самсонов усмехнулся.

— Татьяна! — крикнул он. — Тут Ещё один неприкаянный Явился. А ну забирай сразу под свою опеку. Да она тебя, чёрта, заставит по проволоке ходить. А ты спрашиваешь, как прорвался.

Из костюмерной комнаты вышла Нина Матвеева.