Джеймс Коззенс - Почетный караул

— Судья, — сказал генерал Николс, — мне кажется, вы все придаете этому излишне большое значение. Во всяком случае, Нюд придает. Он неверно понял точку зрения Вашингтона. И знает это. Вероятно, вы уже заметили, судья, что Нюд несколько импульсивен. Сегодня утром Нюд просто дуется. И понял он неверно — нарочно. Для того, чтобы иметь повод дуться. Ведь никто же не винит Нюда в том, что произошло. При нынешней ситуации это — или что-нибудь вроде этого — не случиться не могло. Так при чем здесь Нюд? Ситуацию ведь создал не он. Неужели Старик, военное министерство или еще кто-нибудь способны возложить на Нюда ответственность за то, что, по убеждению белых южан, неграм нельзя предоставлять общественного или военного равенства, или за то, что неграм не нравится, чтобы с ними обходились как с животными? Ситуация эта нам мешает, и мы предпочли бы обойтись без нее, но никто не ждет от Нюда, чтобы он нашел выход из нее.

«Дуется» было хорошим определением для поведения Нюда, и генерал Николс употребил его не с пренебрежением, а дружески. Тем не менее полковник Росс ощетинился с раздражением, уже достигшим предела из-за утренних забот и неприятностей — настолько многочисленных, что держать их в уме все одновременно было невозможно. Но, сосредоточиваясь на одной, он непрерывно ощущал тягостное давление остальных, дожидающихся, пока у него найдется минута рассмотреть их подробнее. А рассмотреть подробнее некоторые из них значило еще больше, еще глубже ощутить собственную вину. Другие же просто вновь возбудят в нем гнев на чью-то неизвинительную глупость. Поучительные рассуждения генерала Николса о «нынешней ситуации», благодушная философская отвлеченность, мгновенное сведение к нулю неисчерпаемых неприятностей полковника Росса небрежным указанием, что всему этому придается излишне большое значение, вывели полковника Росса из себя. Он сказал:

— Я не уверен, генерал, насколько мне или Нюду ясно, чего, собственно, ждут от Нюда? Или это и Вашингтону не слишком ясно?

Грубый, вызывающий тон, признал про себя полковник Росс, был неуместен. Генерал Николс поглядел на него задумчивым взглядом, который, хотя и не выражал неудовольствия или досады, несомненно, был недоуменно критичным и прятал удивление вместе с неизбежным грозным вопросом: этот сварливый старец как будто упрямится? Он намерен вставлять палки в колеса?

Расстроившись точно так же, как он расстроился, едва намекнул капитану Коллинзу на двусмысленность его отношений с мисс Криттенден, расстроившись оттого, что по собственному безрассудству оказался заведомо не прав, полковник Росс тотчас ощутил все мучительные следствия своей вспышки. Он предал свои седины, утратил бесценный апломб, даримый самоуважением, потерял твердость мысли, так как сознание собственной неправоты лишило его всякой опоры, и рассудок уже не находил для него ничего, кроме подленького совета: «Поберегись, как бы не зайти слишком далеко!»

Генерал Николс поднес руку к глазам и осмотрел ногти. Он сказал невозмутимо:

— Для газет и прочего требовалось сформулировать подход к проблеме. Подход этот был рассмотрен, одобрен и объявлен. Нюд и все остальные будут идти в ногу. Если неподвластные ему обстоятельства, несчастный случай, непредвиденные осложнения собьют его с шага, ему следует как можно быстрее вернуться в свой ряд и вновь попасть в ногу с остальными. Только и всего. Никто не ждет от Нюда невозможного. Никто не ждет, чтобы он ломал себя, подвергался унижению. От него ждут, чтобы он, насколько позволяют остальные его обязанности и воинский долг, сглаживал, а не раздувал. Не думаю, судья, что мы тут расходимся во мнении. Меня в этом убеждает все, что вы сказали о принятых вами мерах.

— Настоящего плана у меня, пожалуй, нет, — сказал полковник Росс. — Он далеко не полон. И возможно, ничего не дает. Собственно, он практически исчерпывается следующим. Слушая Деда, я подумал, что мне следует поговорить с Уиллисом. Кстати, отца Уиллиса оповестили, что его сын в госпитале, и он должен вот-вот приехать. Я послал офицера встретить его. По-моему, мне стоит поговорить и с ним.

— Вручив мальчику его орден, — сказал генерал Николс, — я с поклоном покину сцену, и вы сможете побеседовать с ним. Мне кажется, он порядочно выигрывает — все, чего он добивался, все, что вот-вот получит, если больше неприятностей не будет, если он вам поможет. Я бы не стал обращать особое внимание на мнение Деда о том, что слишком уж жирно, а что — не слишком.

— Мне это не очень нравится, — сказал полковник Росс.

— Мальчик, по-видимому, вполне справедливо в претензии, — сказал генерал Николс. — Но, мне кажется, вопрос для него стоит так: настолько ли эта претензия ему дорога, чтобы ради нее отказаться от группы средних бомбардировщиков, от минимум трех повышений в звании, от своей фамилии в газетах и всего прочего. Это просто констатация факта. Мне кажется, тут нельзя усмотреть ни подкупа, ни угрозы.

— Попытаюсь не усмотреть, — сказал полковник Росс. — Если он не усмотрит. — И он угрюмо замолчал.

Генерал Николс сказал:

— В Нюде есть это, судья, и всегда было. Вот вы, и вот Дед — вы его знаете, вы работаете для него и ставите себя под удар ради него. И вы, и другие люди. Так было, так есть. Старик это знает. Человек не способен сделать все сам, то есть если то, что он делает, чего-то стоит. До известного предела — безусловно, но дальше очень важно, много ли готовы сделать для него другие люди. — Он задумчиво умолк, а потом сказал: — Насколько мне известно, ничего конкретно еще не решено. Старик не планирует операций вокруг какой-либо данной личности. Водить самолеты — рискованное занятие, как и война. И нельзя заранее знать, кто именно окажется на месте, когда придет время. Могут измениться обстоятельства, и вам потребуется другой человек. Может измениться и сам человек. Кто-то другой подойдет лучше. Но Старик всегда планирует, исходя из альтернатив, из вероятностей, взвешенных далеко наперед. Я сказал, что, насколько мне известно, ничего конкретного еще не решено. Собственно говоря, я в этом уверен, так как время для решений еще не подошло, но мне кажется, для Нюда намечается вот что.

Генерал Николс аккуратно положил сигарету в пепельницу на дверце, устремил взгляд на проносящийся мимо сосновый лес, пронизанный солнцем, и сказал:

— Мне кажется, Старик думает поручить Нюду авиацию поддержки при вторжении на Японские острова, когда и если это произойдет. Что будет даже изящно. Американская авиация не откажется получить свою долю того, что подразумевает фраза «Я вернусь!» — Он перевел взгляд с проносящихся мимо сосен на полковника Росса. — Сперва отзывать Нюда домой в этом году не предполагалось. Нюд достаточно весомо доказал в Северной Африке, что лучшего руководителя широкомасштабными операциями истребителей у нас нет. Истребителям предстояла важнейшая задача… и предстоит. Вы догадываетесь какая. В ближайшие месяцы мы получим усовершенствованные самолеты и будем сопровождать бомбардировщики весь путь до цели. Разумеется, Нюд был не единственным и даже не первым, кто понял, что без этого нам не обойтись, но выношено все это им. Он взялся за дело. Он сумел наладить небольшие пробные вылеты. По их результатам он разработал тактические основы и отличный оперативный план. Штабу ВВС его план понравился. Вот тогда-то Старик и представил его к производству в генерал-майоры. Не знаю, что именно говорил вам об этом Нюд.