Джеймс Коззенс - Почетный караул

Когда посыльный приносил утреннюю почту, полковник Моубри обычно долго и тщательно рассматривал каждый пакет. Потом говорил Ботвинику: «Не могли бы вы… э-э… позвонить полковнику Хайду в отдел анализа полетной информации (или полковнику Култарду в отдел нестандартных проектов, или майору Сирсу — начальнику военной полиции, или начфину, или в службу связи базы, или в военно-юридический отдел) и попросить их уточнить меморандум о…». Потом он долго изучал бумагу, поворачивая ее то так, то эдак, разыскивал и сверял номера и шифры; на это уходило все утро. Наконец, все проверив и перепроверив и добавив уйму ненужных бумаг, объем которых нередко превышал объем исходных документов, он приносил их к генералу и, если тот его принимал, пускался в бесконечные объяснения.

Генералу Билу пришлось выработать защитную тактику: он всякий раз просил Моубри узнать, что думает по этому поводу полковник Росс. Моубри не обижался, и у них с полковником Россом вскоре сложилась своего рода система разделения труда. Копии всех бумаг, поступавших к офицеру по административным вопросам, направлялись к инспектору ВВС. Полковник Росс их просматривал, решал, какие из них действительно заслуживают внимания, и передавал генералу. Таким образом, полковник Росс ведал входящими документами, а полковник Моубри, под неусыпным контролем Ботвиника, занимался документами исходящими, после того как генерал Бил или полковник Росс выносили по ним решения.

Это в какой-то мере снижало напряженность утренних занятий полковника Моубри, и у него оставалось время, чтобы собрать в десять часов в штабной столовой небольшую группу — выпить кофе и обсудить в непринужденной обстановке программу работы на день. Моубри оживлял эти собрания сложным ритуалом подбрасывания монеты — кому платить за кофе. Обстановка здесь царила самая демократическая. Сюда мог прийти любой из работников штаба, нередко забегали и сотрудники управлений узнать, что сказал генерал по тому или иному поводу и что намеревается сделать. Этакая большая дружная семья. Моубри подшучивал над девушками — штабные секретарши приходили наравне со всеми; они начинали работу в восемь, и получасовой перерыв шел только на пользу делу; полковник участвовал в розыгрышах новичков и молодых офицеров, которые выказывали слишком большое почтение начальству; хохотал, когда ему удавалось выиграть при бросании монеты — кстати, он выигрывал довольно часто.

Офицеры, не принимавшие участия в этих кофепитиях, презрительно называли их «детским часом», но к самому полковнику Моубри все относились хорошо, несмотря на умопомрачительные административные препоны, которые он умел создавать при решении простейшего вопроса. Он охотно брался помочь всякому, кто обращался к нему с просьбой, но если и исполнял свои обещания помочь, то по пословице «обещанного три года ждут». В случае неудачи он неизменно признавал свою вину, а если виноват был кто-то другой, всячески пытался оправдать виновного. Нельзя сказать, что он был ценным работником, но он служил генералу Билу верой и правдой — факт сам по себе достойный удивления, если принять во внимание, что Моубри — пионер авиации — был уже заслуженным летчиком, когда генерал еще катался на трехколесном велосипеде. Будь Моубри более тщеславным и завистливым, он бы, конечно, нашел способ показать, что при таком послужном списке и в столь почтенном возрасте его незаслуженно обидели, назначив на второстепенную должность под начало человека, который ему в сыновья годится.

Больше всех страдал от Моубри полковник Росс. Казалось, он должен был бы первый по долгу службы возмутиться столь, мягко говоря, малоплодотворной работой полковника Моубри и постараться, чтобы его сместили. Однако ему это и в голову не приходило. Попадись ему такой Моубри лет двадцать назад, он, не раздумывая, тотчас бы от него избавился (не без тайного удовольствия, какое испытывает человек, ясно сознающий свой долг и, невзирая на иные соображения, его без промедления выполняющий), он бы рубанул с плеча, не заботясь о том, куда полетят щепки.

Полковник Росс и сам не мог бы сказать, почему смирился с Моубри: то ли поумнел на двадцать лет, то ли просто на те же двадцать лет постарел. Конечно, теперь он лучше представляет себе, к чему в конечном счете приведут те или иные поступки, предвидит сложные последствия простейших причин, знает, как одно с неизбежностью влечет за собой другое. Жизненный опыт безжалостно подрезал крылья самым заветным, безрассудным мечтам юности, когда казалось, что, если очень постараться, можно всего добиться и что цель в конечном счете оправдывает средства, сколь сомнительными бы они ни казались поначалу. К сожалению, когда достигаешь цели, видишь, что она вобрала в себя все то плохое, что было заложено в средствах. Короче говоря, желание рубить с плеча пропадает, как только сталкиваешься с необходимостью убирать за собой щепки. Обретаемые с возрастом благоразумие и способность видеть на несколько ходов вперед могут уберечь от многих ошибок. Впрочем, может, мудрость здесь и ни при чем: просто, слабея с годами телом и духом, мы начинаем вести себя осмотрительнее.

Трезво оценив цель и средства, которые потребуются для ее достижения, полковник Росс мог из жизненного опыта предсказать, как будут развиваться события. Начнут спрашивать, а что, собственно, мы выиграем от замены полковника Моубри. Предложат поискать другой выход. Будут со всей убедительностью доказывать, что смещение Моубри при нынешних обстоятельствах приведет не к повышению эффективности управления, а к неразберихе и разброду, то есть принесет ущерб делу в целом; сначала найдут замену, потом должно пройти несколько недель, чтобы стало ясно, годится новый человек на эту должность или нет, а также правы или не правы те, кто его рекомендовал. А что касается другого выхода — тут далеко искать не надо. Ведь полковник Моубри не настаивает на том, чтобы самому выполнять свои обязанности, — ну и слава Богу. Лишь бы полковник Росс по-прежнему выполнял их вместо него.

В пятнадцать лет Норман Росс, здоровый и рослый деревенский парень, решил, что его долг — записаться добровольцем в действующую армию; он выдал себя за восемнадцатилетнего (согласия родителей он получить и не пытался, так как знал, что они ни за что не позволят) и в результате вскоре оказался на Филиппинах. Хотя он прибыл туда слишком поздно, чтобы принять участие в самой испано-американской войне, Росс все же успел повоевать во время ответных военных действий на острове Самар под командованием грозного Джейка Смита по прозвищу «Ревущий дьявол». В 1901 году рядовой Росс вернулся домой ветераном и, остепенившись, начал изучать право.