Джеймс Коззенс - Почетный караул

— Да я и не пытался, — ответил Каррикер. Его мясистое лицо было совершенно спокойно; склонившись над приборной доской, он покосился на генерала. — Что загрустил, командир? — добродушно усмехнулся он, передвинул тумблер включения автопилота в положение готовности и придерживал его, пока не почувствовал, что автопилот заработал. — Захотелось снова в Колон-Бешар, к лягушатникам?

— Иди к черту, — засмеялся генерал Бил. Заметно повеселев, он поднял с полу большой бумажный пакет. — Ого! Никак слойки с кремом! Наверное, Дэнни успел сбегать в город.

Когда генерал попросил у Каррикера карту, полковник Росс надел очки и занялся бумагами. В самой толстой из папок были собраны копии донесений, служебные инструкции, докладные записки и отчеты пяти административных отделов АБДИПа и различных штабных секций. Поскольку едва ли один из сотни документов представлял для полковника интерес и требовал внимательного чтения, он лишь бегло пробегал их глазами и расписывался в конце страницы, а сам при этом продолжал думать о полковнике Вудмане.

Росс не ответил на последнее замечание генерала насчет Вуди, только кивнул головой в знак того, что слышал. Не хотелось поддерживать этот бесполезный, а для генерала, возможно, и болезненный разговор. В постоянной бескорыстной заботе генерала Била о Вуди явно чувствовались надрывные нотки. Судьба Вуди весьма поучительна. Она дает пищу для размышлений, заставляет человека задуматься, как заставляют задуматься внезапная болезнь или смерть давнишнего знакомого. Казалось бы, Вуди сам виноват во всех своих бедах, пусть сам и расхлебывает. Но он неизменно возбуждал в людях тоскливое чувство тревоги, напоминая, что никто в этом мире не застрахован от немилости судьбы, что есть на свете силы, неподвластные человеку и определяющие его судьбу. (Ведь вряд ли Вуди хотел стать тем, кем стал.) Силы эти, воздействуя на человека вопреки его воле или в согласии с его устремлениями, могут погубить, а могут и сделать в сорок лет генералом и открыть дорогу к высоким постам и славе.

Насколько полковник Росс мог судить, генералу Билу была не свойственна особая уверенность, столь схожая с самомнением и высокомерием, благодаря которой человек, делающий головокружительную карьеру, воспринимает свой успех как нечто само собой разумеющееся: наконец-то этот безумный мир, вообразивший, что может обойтись без него, признал (хотя позже, чем следовало) те выдающиеся достоинства, про которые он сам всегда знал. Росс был коротко знаком с генералом Билом и работал с ним уже несколько месяцев, но так и не решил, чему приписывает генерал свой успех по службе: удаче или своим талантам. Нельзя сказать, что генералу недоставало — или он думал, что ему недостает, — способностей, которые могли бы помочь и в самом деле помогли ему выдвинуться; но, быть может, он догадывался, что возможность применения на деле своих способностей — заслуга скорее внешних сил, чем собственных талантов. Такая скромность, по мнению полковника Росса, конечно, похвальна для человека, занимающего высокий пост, однако не скромность делает человека великим. Скромность обычно свойственна характерам простым, а не тем сложным, подчас малосимпатичным натурам, которые не только берутся вести за собой других, но благодаря некоему таинственному дару действительно в состоянии это сделать; тем одаренным, необычным и тщеславным людям, выходящим на авансцену при чрезвычайных обстоятельствах, когда вершится история.

Чрезвычайных обстоятельств в жизни генерала Била было предостаточно, и он, вне всякого сомнения, ни разу не ударил в грязь лицом; но, по мнению Росса, это были лишь испытания его как солдата, как человека действия, потребовавшие таких свойственных и простым натурам доблестей, как решительность и храбрость. Успешно, более того, с блеском выдержав все испытания, генерал Бил мог по-прежнему с присущей ему скромностью считать, что ему просто везет. Да и сам Росс придерживался того же мнения: Билу, конечно же, повезло. Счастлив тот, кто сумел добиться успеха, избегнув внутренних противоречий и мучительных душевных терзаний — вечных спутников великих людей, всех тех вдохновенных и несуразных характеров, которые нередко действуют по наитию, никогда не склоняют голову под ударами судьбы, потому что всегда страстно верят в свою звезду.

Еще в летном училище, двадцать лет назад, генерал Бил, и в те годы выглядевший моложе своих лет, выделялся незаурядными способностями и усердием в учебе, за что товарищи, по извечной школярской любви к кличкам, тотчас же окрестили его Наше Юное Дарование, или сокращенно Нюд. Военные летчики старшего поколения до сих пор так его и зовут; полковник Росс, кстати, не мог припомнить, чтобы кто-нибудь плохо отзывался о нем.

Полковник Росс понимал: это вовсе не означает, что Нюд пользовался всеобщей любовью. Настойчивость в учебе однокашники еще могут простить, особенно если она сочетается со скромностью и дружелюбием; беда в том, что такое рвение не может не снискать благоволения начальства, а уж этот грех замолить перед товарищами куда как трудно.

За годы службы в резерве полковник хорошо изучил армейские нравы и отлично представлял себе, с чем пришлось столкнуться юному Билу. Он с самого начала стал предметом пристального завистливого внимания сослуживцев, старавшихся найти изъяны в его профессиональной подготовке — как летчика и как офицера. Чтобы успешно выдержать столь строгий экзамен, нужно доказать, что ты самый лучший летчик и самый лучший офицер. Нюд — отличный летчик, ничего не скажешь; но, если представишь, как мало места на верхушке служебной пирамиды и что пряников всегда на всех не хватает, поневоле задумаешься: а так ли уж он хорош? Но, если даже он и впрямь безупречен и, что уж совсем невероятно, все единодушно признают, что он на голову выше прочих, все равно начальство вряд ли поспешит досрочно присвоить ему очередное воинское звание, во всяком случае в мирное время. В мирное время все в армии ждут. Выделишь кого-то лишь потому, что он способнее других, повысишь вопреки общему правилу — пойдут разговоры о любимчиках. А кому это нужно? Не лучше ли сперва проверить его на прочность: сумеет ли он стойко выдержать томительное ожидание и бесконечные задержки с присвоением званий? Если потеряет терпение и подаст в отставку — что ж, значит, чего-то в нем все-таки недоставало; так сложилось золотое армейское правило: всегда лучше погодить. Вот почему командирским любимцам бывает порой пробиться труднее других.

С Билом все было проще: собственная карьера его, видимо, нисколько не волновала. Полковник Росс услышал об этом еще в Вашингтоне, когда получил назначение в Оканару и узнал, что его командиром — после возвращения из Европы — будет генерал Бил. И если с годами Нюд все же поднялся выше, чем другие, и ему сходило с рук больше, чем прочим, не таким способным офицерам (которые, правда, были о себе самого высокого мнения), то вовсе не потому, что он выслуживался или был, что называется, тише воды, ниже травы. Напротив, он частенько наживал себе неприятности. При аттестации он редко получал оценку выше «отлично» (довольно низкая оценка в армии), потому что в его служебных характеристиках постоянно отмечались такие отрицательные черты, как импульсивность и дерзость. Впрочем, он ничуть не старался исправиться: видимо, внутренний голос подсказывал лейтенанту (впоследствии капитану) Билу, что это делалось лишь для отвода глаз, чтобы в случае чего доказать, что Нюд не пользуется никакими особыми привилегиями. И голос этот его не обманул. Когда стало ясно, что затянувшийся антракт между войнами подходит к концу, его без проволочек, двумя отдельными приказами за какие-нибудь два месяца, повысили до подполковника и направили на Филиппины. Он попал туда за три дня до того, как японские бомбардировщики уничтожили прямо на аэродромах двести двадцать один американский самолет — а их там было меньше трехсот.