Игорь Буторин - Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Вообще-то слово «мостовая» никак не подходит к названию уличного покрытия китайского портового городка. Оно, покрытие это, уж никак не было чем-то вымощено, скорее земля на улице была щедро унавожена и после дождя, который прошел не так давно, напоминало обычную болотину.

В момент, когда бесчувственное тело Синь Боржигина совершало свой полет с подвывертом, а иначе шаолиньские монахи бросить тело не могли (авторитет монастыря не позволял швыряться телами просто так, то есть банально), мимо как раз проплывал паланкин местного вельможи, отца Джиао. Брызги дорожной жижи, рожденные приземлением юноши мордой в грязь, пушечной картечью пробуравили ночной воздух и, отбросив шелк занавесок на носилках, крупными оспинами облепили мясистое лицо царедворца.

— Ну, вот какого черта, — возмутился будущий тесть и выглянул наружу.

Разглядывая стройное тело юноши, и, хотя и пьяную, но довольно симпатичную рожу моряка, у него сразу же родился план. Он велел схватить пропойцу, и отнести его к себе во дворец. Там Синь Бод Жигина раздели донага, обмыли и уложили в кровать к косорылой Джиао. При дворе, так решил вельможа, он скажет, что нашел заморского принца на берегу, куда его вынес шторм, в котором погиб его богатый корабль. А ехал этот самый чудом спасшийся принц, исключительно свататься к его дочке.

Когда поутру наш мореплаватель открыл глаза, то первое, что подумал, было: «я умер с перепою». Мысли эти были неслучайны. Максимум, что он рассчитывал увидеть поутру, это трюм своего судна, кишащего самодовольными крысами, а здесь вокруг были легкие шелка и пахло не тухлятиной, а благовонными палочками. При более тонком фокусировании взгляда он заметил на краю постели — девичью фигуру со вздрагивающими плечами. Девица сидела спиной к юноше и горько плакала. Он тронул юную Джиао за плечо и та обернулась. Синь Бод Жигин взглянул на ее лицо и лишился сознания. Последняя мысль, которая кометой промелькнула в похмельной голове парня, была полная уверенность, что он действительно помер, попал в ад и заглянул в глаза черта.

Далее все было то же, как в аду или во сне. Страшном сне. Папаша девицы объяснил моряку, что тот по-пьяне надругался над его дочкой-инвалидом детства, и теперь у него есть два выхода: или под венец, или на плаху. Бедный юноша хотел было сбежать, но к нему уже был приставлен взвод шаолиньских гуардов. Да и пьянице непрозрачно дали понять, что далеко он не убежит, так как его судно уже покинуло порт — об этом заранее, еще с вечера, позаботился будущий тесть.

Авантюрный характер подсказал Синь Бод Жигину, что поход под венец все же лучше, чем тур на плаху. Так он стал зятем вельможи, подтвердив версию тестя о своем королевском происхождении и кораблекрушении в водах Желтого моря из которых его спас отец его невесты Джиао, чтобы он обрел счастье в объятиях дочери спасителя. Уф…

Но отец Джиао недаром, что был интриган, поэтому понимал, что молодой муж его дочки все равно совершено спокойно может сделать ноги из его дворца. Поэтому к зятю был приставлен неусыпный конвой, а дочери из-за моря с японских островов срочно выписали знаменитую гейшу, чтобы обучала некрасивую дщерь всем премудростям интимной жизни. То ли навыки гейши Аюки Куродзавы, коими тщательно овладела Джиао, были столь действенны, то ли молодецкая гиперсексуальность периодически застила глаза молодому человеку, а, быть может, виной тому была спиртовая настойка на волшебном корне шеньшень, но каждый год молодая жена рожала ему по ребенку.

Когда же по покоям дворца уже ползали и носились четверо сорванцов, а их кривобокая мать была беременна пятым, конвой был снят. И, как оказалось, напрасно.

Давно известно, сколько моряка сексом не корми, он все равно в море смотрит. Так было и с Синь Бод Жигином. После снятия караула он сразу же заглянул в сокровищницу тестя, там отсчитал свое жалование за пять лет из расчета, как если бы он все это время служил боцманом. Еще молодец приплюсовал туда небольшую премию за долготерпение и добавил большую денежную компенсацию за тяжелые сексуальные работы, связанные с растратой жизненной энергии янь на некрасивую инь. После всех этих финансовых расчетов он отправился в порт, где купил судно, на котором и покинул китайские берега. Иди теперь, ищи ветра, в смысле Синь Бода в море.

Так Синь Бод Жигин стал морским скитальцем. Не желая платить алименты оставленной супруге и, опасаясь в связи с этим преследований со стороны судебных приставов, Синь Бод Жигин сменил свое имя на звучный псевдоним — Синдбад. С этим именем он и вошел в историю средневекового Востока, как главный морской авантюрист, вечный искатель переключателя на свою задницу и неутомимый бабник.

Свои приключения Синдбад нумеровал, и так, под номерами, они и стали достояние широкой публики. Главный же промоушн его приключениям сделала внучка багдадского торговца и спекулянта Джафара, Шехерезада, которая издала хроники жизни Синдбада отдельной книжкой, благодаря которой он и стал восточно-европейским суперменом. Но, сейчас не об этом, а совсем о другом. О настоящем, а не голливудском Синдбаде.

Справедливости ради, надо заметить, что ребятишки у Синдбада получились симпатичные, все в отца, а не в мать. Да и полюбил он сыновей-дочек, а потому тосковал по их шалостям и забавным физиономиям. Однако, как только вспоминал свою жену и как от первого взгляда на нее упал в обморок, так поворачивал свой корабль подальше от родных китайских берегов.

Однако время стирает краски. Стерлись краски и с воспоминаний о внешности его гоблиноподобной жены. С другой стороны, он уже порядком порезвился с различными красотками Востока, причем, были среди них исключительно писаные красавицы. Быть может, именно таким образом, уводя чужих жен, совращая девиц и прочих половых выкрутасов в портовых борделях, Синдбад пытался компенсировать недостаток красоты собственной супруги и побороть ностальгию? Как знать…

Опять же и красавицы эти были не без изъянов, потому что чаще являли собой или откровенных стерв, или тихих падлюк, или сексуально озабоченных нимфоманок. Чего стоит одна только красотка Гульчатай — вся в своего папашу персидского падишаха — своенравного душегуба и тирана.

Жена же его законная, хоть и была страшной наружности, но уродилась доброй внутри — характер имела кроткий, да, и любила своего капитана без памяти, прощая ему вечные пьянки, побои и прочий барагоз. Одним словом, соскучился он по дому, и по супруге тоже, надо заметить, соскучился.

Ведь каждому мужчине, будь он хоть чемпионом мира по промискуитету, самым распоследним пьяницей или барагозой, всегда нужно знать, нет, не знать, а быть уверенным, что где-то его любят и ждут. Ведь это только красоткам и Голливуду нужны герои — колючие, вонючие и злоебучие, а женам зачастую хватает обычного мужика — в постели храпящего, за столом чавкающего и постоянно развешивающего свои вещи исключительно по полу и во всех комнатах сразу. Поэтому и ждут они домой своих благоверных и готовы принять их в любом виде: и пьяных, и сраных, и побитых, то есть далеко не героев…