Игорь Буторин - Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Но допустил он все же одну ошибку и, пожалуй, самую главную в своей жизни. Воспользовался я однажды его же максимой: «Некоторые осторожничают, чтобы не проиграть. Играя осторожно, ты однозначно проиграешь».

Никогда он не ставил на шахматное поле мою фигуру, а зря. Так в жизни часто бывает, когда ученик перерастает своего учителя. Вот и я однажды понял, что вошел в силу интриганства и коммерческой сметки. Предложил я падишаху Насиру один проект — отдать мне все имперские опийные и кунжутовые плантации в Афганистане. На листочке нарисовал ему схему, по которой опий-сырец буду за кордон отправлять, какие барыши буду с этого предприятия иметь и сколько в его казну складывать намерен, тоже нарисовал. И вспомнил я в тот момент фразу визиря «Нет ничего легче обещания», так и оказалось. Алмазом заблистал глаз падишаховый, как только он увидел цифру с множеством нулей, но все ж спросил, сколько же я за это аферу буду брать себе? Назвал я ему один всего процентишко в свою пользу. Слаб в математике был наш Насир, не умел он оффшорные схемы просчитывать, не знал полезности залоговых манипуляций и согласился на мое предприятие, которое я не мудрствуя лукаво, назвал ООО «Сезам».

Когда же об этом узнал Бальтазар-баба, то было поздно, я при дворе Великих Моголов имел уже просто непревзойденный вес и уважуху на всех уровнях власти. Ширилось мое предприятие. В горах Гиндукуша я открыл алмазные копи, стал торговать самоцветными каменьями со всем светом, и побежало несчетное богатство в мои хранилища.

Мне потом рассказывал один бальтазаров нукер, что на шахматной доске визиря появилась-таки фигура с моим лицом, да вот только партии теперь складывались не в пользу его хозяина. Я оказался лучшим гроссмейстером, чем мой учитель, который в оконцове, уехал в Бирму, а там наложил на себя руки — удавился на шелковом шнурке в купальне. Только это так — легенда, помогли ему ласты склеить. Не таким он был человеком, чтобы самому себя умертвить. А потом и сам Насир-уд-дин Мухаммад Хумаюн был убит заговорщиками и на трон возвели его среднего самого блеклого из наследников, сына — Акбара Первого.

Этот парень, хоть с виду и был блеклый и царствовать не особенно рвался, но уболтали его на трон взгромоздиться сорок нуворишей. И оказался Акбар Первый куда решительнее своего отца и быстро прибрал к своим могольским рукам великий и богатейший султанат Гуджарат. Потом приструнил голландских морских разбойников в местном океане, которые после открытия Васко да Гамой морского пути в Индию нещадно грабили гурджаратские торговые караваны.

Да и во внутренней политике начал молодой падишах проводить свою политику — прибыльные предприятия стал у нуворишей империи отбирать и своим товарищам раздавать. Из сорока богатейших людей империи, прослывших в народе, как сорок разбойников или сорокоразбойщина, Акбар за короткий срок кого-то просто разорил, кого-то в кандалы нарядил, а кого-то из страны выпер. Так и меня однажды вызвал к себе и напрямки спросил, мол, не хочешь ли Али-баба продать свои опийный и самоцветный бизнесы? Я бы, быть может, еще и покобенился, цену бы понабивал, но вдруг из уст Акбара прозвучало любимая поговорка Бальтазара: «Не обижайся Али-баба, нет здесь ничего личного, есть только бизнес». И стало мне понятно, что не стоит игнорировать это обращение и кобениться тоже не стоит, потому что мне поступило предложение, от которого в принципе отказаться невозможно.

Со мной Акбар обошелся по-божески, не просто забрал бизнес, а купил. Денег много не бывает, но все равно их у меня получилось очень много. Помыкался я по Востоку, купил стадо беговых слонов, ну, дворец построил классный, какого ни у одного падишаха нет. Открыл станцию по спасению пингвинов от обморожения в зимнее время года в Антарктиде. Все равно скучно и понял я тогда, почему же Бальтазару, когда я его переиграл, жизнь стала неинтересной. Не стало в его жизни, ни власти, ни куражу, который она дает. Вот и у меня не стало этого куражу. Скука одна, вот тогда и решил я удалиться от мира. Нашел этот заброшенный в глубине джунглей монастырь и поселился здесь. Теперь целыми днями смотрю внутрь себя и медитирую, пытаюсь понять, почему денег есть много, а счастья нет, как нет.

Такую поведал путешественникам историю своей жизни индийский олигарх на покое Али-баба. Друзья призадумались над этими превратностями, и у каждого этот рассказ вызвал свои мысли.

Афоня — святая простота, даже пожалел Али-бабу, вот ведь, как у человека все в жизни кувырком получилось. И семьи не нажил и деньги есть, а счастья нет, и не предвидится, потому как сидеть отшельником это ведь не счастье. Быть может, это путь к познанию главной философии и смысла жизни, а, быть может, просто большая жизненная трагедия. И еще неизвестно, что лучше, вот так прожить свой век, как этот олигарх, или вкушать трудные, но простые радости жизни, пусть нуждаться в деньгах, когда-то не доедать, но растить детей, любить жену и радоваться каждому новому дню, как утренняя птаха?

В голове у Зигмунда роились совсем другого накала мысли. «Это потому что, как был ты — босота кабульская, так ей и остался, — размышлял ученый медведь. — Не можешь ты придумать ничего умнее, чем дворец отгрохать или стадо слонов по полю наперегонки гонять. Пользы от тебя нет никакой, а значит и счастья никому ты не дал, и оно тебе назад не вернулось от людской благодарности. Уж лучше бы ты, как вон тот джайн рот себе залепил, чтобы мухи туда не залетали, и то больше было бы пользы окружающему миру, чем в мечтах и ипохондрии сидеть в глуши и изучать змеиный язык».

Надо заметить, что после своего пробуждения стали посещать мишку, какие-то неправильные настроения. Стал он категоричен в оценках, порой даже злым казался. Чего стоит его рассказ про кролей или реакция про пути индийской интеллигенции… Откуда в философствующем медведе, появились эти злобные настроения, он сам понять не мог. Толи местный жаркий и влажный климат так раздражающе действовал на царя северных лесов, толи змеи, кои кишели под ногами, портили ему настроение, али просто не выспался сердешный? Кто его разберет? Пусть время подскажет, а не подскажет, так спишем на дикость этой лесной твари, которая матереет со временем и выпячивает в каждом, а не только в душе дикого животного, всю свою природную гниловатую сущность. Кто-то умеет ее загонять обратно, а кто-то не может с этой задачей справиться, оттого в мире много всяких моральных уродов.

Кудесник Карло тоже микитил себе в сторонке. Его иезуитский ум диктовал совсем другие планы. Он видел, какие настроения и богатства крутятся в этой загадочной стране и понимал, что для их ордена здесь просто целина непаханая. Казалось Карло, что можно здесь нарастить адептов веры Лойоло и уж они принесут Черному папе неограниченную власть над этими землями. Только причем тут Черный папа? Он там, далеко, в Италии. А он — Карло Сфорци здесь один, ни один шпион иезуитов еще не забирался так далеко на Восток. Он — первый и единственный. Это шанс! И им надо воспользоваться. Только действовать надо с умом, иезуитским умом. И именно этот русский путешественник со своим медведем, может помочь ему в достижении этой фантастической цели — завладеть умами и душами индийцев. Сплести в мелкую ячею шпионскую и диверсантскую сеть. Посеять в душах людишек страх, отобрать самых верных и заставить местных правителей считаться с собой, стать здесь единоличным Черным папой, Старцем горы или лучше, зачем нам чужие названия, стать Сыном песка и камня, распространив свою власть от песков Афганистана и Аравии до гор Тибета, морей Таиланда и островов Мальдивских и Мадагаскарских. Вот это цель! Реальная цель!.. и предназначение или миссия маленького Карло.