Эйлин Гудж - Две сестры

Теперь настал черед Керри-Энн покраснеть. Однако она не пожелала отвести взгляд, ведь сестра могла истолковать это как признание поражения. Она продолжала с вызовом глядеть на Линдсей, пока та не опустила глаза. Но слова сестры не пропали даром. Керри-Энн вдруг вспомнила, как в четырнадцать лет расцвела буквально за одну ночь, превратившись из худенькой, плоскогрудой девочки в настоящую женщину — и как странно и восторженно она себя чувствовала, оказавшись в центре внимания после долгих лет забвения, когда ее, что называется, в упор не видели, смотрели как на пустое место. Это дало ей ощущение власти, которого она еще никогда не испытывала. Этой властью она могла воспользоваться к своей выгоде в отношениях с противоположным полом. И, подобно подростку, только начинающему учиться водить машину, иногда она «ехала слишком быстро».

Одеваясь этим утром, она вполне отдавала себе отчет в том, какое впечатление хочет произвести. Социальная работница, ответственная за Беллу, будет, как обычно, наблюдать за ее сегодняшним визитом, и отсутствие плохих отметок в ее отчете было теперь особенно важно. Поэтому, вместо того чтобы машинально потянуться за одеждой, в которой она, бросая вызов миру, чувствовала себя наиболее комфортно, а иначе бы ощущала бы себя каким-то «мелким шрифтом», Керри-Энн принялась тщательно обдумывать, как должна выглядеть. Она остановила свой выбор на черных джинсах с чуть заниженной талией, свитере с длинными рукавами и замшевых сапожках до середины икры вместо своих излюбленных ковбойских сапожек. Единственными украшениями, которые она себе позволила, стали сережки-капельки в ушах и ожерелье, подаренное Иеремией, которое она не снимала никогда. Став перед зеркалом, она едва узнала себя. В столь консервативном (по ее меркам) наряде, с почти поблекшими розовыми прядями в волосах и минимумом губной помады и теней для век, она вдруг запаниковала. Ей показалось, что она стоит на краю высокого обрыва и смотрит вниз. «Кто ты такая?» — спросила она себя.

А теперь, глядя на Олли, она думала: «Я по-прежнему остаюсь сама собой». По крайней мере, с Олли. Он был единственным, кто, помимо мисс Хони, видел под внешней мишурой настоящую Керри-Энн.

— Полагаю, я должна радоваться уже тому, что сестра не решила, будто эти книги украла я, — сказала она.

Олли бросил на нее удивленный взгляд.

— Почему это она должна была так подумать?

— Ну, не знаю. Может, потому, что мне приходилось выслушивать и более тяжкие обвинения.

— Ну-ка, ну-ка, а в чем это более тяжком тебя обвиняли? — заинтересовался Олли.

— Ну, ты же знаешь, что если учеников исключают из школы, то, как правило, за то, что они списывали во время экзамена или сдали вместо своей чужую работу? А меня выгнали за то, что я трахалась с одним мальчиком в подсобке на большой перемене. — Она сделала паузу, чтобы понаблюдать за его реакцией, но на лице его не дрогнул ни один мускул, так что он и впрямь мог оказаться не такой уж невинной овечкой. — Нам бы все сошло с рук, если бы уборщица не открыла дверь подсобки как раз в ту самую минуту, когда мимо проходил директор школы. Как видишь, я знаю, что это такое — быть пойманным с поличным.

Она рассчитывала, что Олли смутится и покраснеет, но он лишь весело рассмеялся.

— Это ерунда, — заявил он. — На первом курсе меня с приятелями застукали, когда мы вломились в чужой дом.

— Серьезно? — Керри-Энн не могла представить себе, что Олли мог быть замешанным в уголовщине.

— Собственно, это была всего лишь хижина в лесу неподалеку от Бонни-Дун. Она выглядела так, словно ею уже давно никто не пользовался, потому что окна были заколочены. Как бы то ни было, мы сочли ее самым подходящим местом для вечеринки. Если не считать того, что гостями на этой вечеринке оказались мы и пара напуганных до полусмерти пижонов с пистолетами. Выяснилось, что хижина заколочена потому, что они использовали ее как подпольную лабораторию по производству метамфетамина. Хоть в этом нам повезло, потому как, сама понимаешь, вызывать копов они не собирались.

— Значит, вы тоже не стали сообщать в полицию?

— Нам не пришлось этого делать, потому что кто-то нас опередил и заложил их.

— Вот это да! — Она с изумлением всматривалась в его лицо. — Никогда бы не подумала, что у тебя такое темное прошлое.

— Это почему еще? Наверное, потому, что у меня внешность пай-мальчика?

— Собственно, нет, не поэтому.

— Ну, и какой же я на самом деле, по-твоему? — Олли одарил ее странным, непонятным взглядом, остановившись на красный свет.

Прямо перед ними затормозил белый пикап, тащивший прицеп для перевозки лошадей. Сквозь забранное решеткой окно она видела круп коня и то, как он лениво и размеренно помахивает хвостом.

— Я думаю, ты очень милый, — ответила она.

— Милый… — с отвращением повторил он. — Это худшее, что можно сказать о парне. А следующими фразами будут: «Давай останемся друзьями» и «Это не ты, а я во всем виновата».

Керри-Энн расхохоталась.

— Можешь мне поверить, это комплимент. — Она не могла сказать большего, дабы не внушать ему беспочвенных надежд.

А что в этом плохого?

Керри-Энн постаралась отогнать от себя эту мысль. Закрыв глаза, она стала думать о Белле. Будет ли дочь рада ее видеть? В последний раз, когда они разговаривали по телефону, она была очень сдержанна и застенчива. Но, вспомнив, как Белла буквально светилась от счастья, когда она приходила к ней, и как она цеплялась за нее, не желая отпускать, когда время посещения заканчивалось, Керри-Энн почувствовала, что снедавшее ее беспокойство немного поутихло. Она предвкушала, как расскажет дочке о том, что у нее теперь есть новый дом, работа, тетя и… Керри-Энн пока не знала, как представить ей мисс Хони, но она что-нибудь непременно придумает, а это означало, что, когда Белла наконец вернется домой, это будет настоящий дом.

Керри-Энн не открывала глаз, наслаждаясь редкими мгновениями внутреннего покоя. Она унеслась мыслями далеко-далеко, отстраненно ощущая, как ласково скользят по лицу солнечные лучи, как негромко и уже знакомо ворчит мотор «виллиса» и как в открытое окно стал наплывать запах свежескошенной травы, когда они выехали из промышленного района Кинг-Сити в пригород. Грубые и настойчивые мысли, которые обыкновенно не давали ей возможности сполна насладиться такими благословенными мгновениями, отступили на этот раз в самые дальние уголки сознания.

Должно быть, она все-гаки задремала, потому что, вновь открыв глаза, обнаружила, что машина въезжает на парковочную стоянку перед знакомым оштукатуренным зданием, частной клиникой Джорджа Бартольда, стоматолога, где каждое второе воскресенье и проходили встречи Керри-Энн с дочерью под бдительным наблюдением миссис Сильвестр.