Эйлин Гудж - Две сестры

Доставая ингредиенты, Олли уже мысленно видел готовый торт. Впрочем, так он работал всегда: смутная идея, несколько ловких фокусов и набор продуктов, из которых в результате некоего процесса, суть которого, бывало, не понимал и он сам (для него рецепты были чем-то сродни музыкальной импровизации в джазе), — и вот из всего этого волшебным образом получалось то, что он затем выносил из кухни. И тогда он сам удивлялся произведению рук своих, не спеша приписывать себе успех, достигнутый не только по своей воле. За эти годы у него, разумеется, случались и неудачи, но он на них не зацикливался. «В каждом улове обязательно попадается сорная рыба», — говаривал его отец. Просто нужно набраться терпения и ждать своего шанса — именно так он вел себя с Керри-Энн.

Он уже заканчивал поджаривать лесные орехи, чтобы потом с помощью старого посудного полотенца снять с них шелуху, когда в кухню вошла его мать. Взгляд ее пробежался по столу, заваленному мисками, продуктами и всякими кухонными причиндалами, прежде чем остановиться на скорлупках от орехов, ровным слоем покрывавших потертый линолеум. Губы ее сложились в кривую улыбку, и она утомленно вздохнула. Фрида, «Фредди», Оливейра уже давно привыкла к тому, что кухня, после того как на ней покомандует ее младший сын, выглядит так, словно по ней прошелся ураган, а на полу рассыпано не меньше муки и сахара, чем содержится в том изделии, над которым он трудился. Она выдвигала только одно требование — убирать за собой. В течение тридцати лет занимаясь бизнесом, который вынуждал ее весь день оставаться на ногах, последнее, что ей было нужно, вернувшись домой, — это вооружаться веником и тряпкой и начинать уборку.

Все это, однако, не мешало ей питать слабость к своему младшему сыну.

— Тебе помочь? — поинтересовалась она.

Олли поднял голову и взглянул на нее с улыбкой, способной растопить полярные льды.

— Сам справлюсь, мам. Почему бы тебе не присесть и не отдохнуть? Я приготовлю тебе чай. Одну секунду, сейчас закончу и сразу поставлю чайник.

— Да, чаю я бы выпила с удовольствием. — Мать потянулась было за чайником, но Олли перехватил ее руку.

— Присядь, — распорядился он.

Улыбаясь, она откинула со лба прядь вьющихся рыжих волос, которые с возрастом обрели цвет старой меди, и присела на стул подле кухонного стола — тот самый, списанный со старого парохода. Этот стул пережил больше бурь и потрясений, когда на нем восседали ее шумные отпрыски, чем когда он плавал по морям и океанам.

— В тебе уже чувствуется большой начальник, — шутливо заметила она, с любовью глядя на него.

Олли ласково улыбнулся ей и смахнул горсть ореховых скорлупок в раковину.

— У меня была хорошая учительница. — У них в семье ходила шутка, что Фредди не может пройти спокойно даже мимо пустого стула, не объяснив тому, что тот должен делать.

Она рассмеялась.

— Не стану спорить. — С такой оравой ей поневоле приходилось быть не только экономной и умелой, но еще и властной хозяйкой, хотя всем ее отпрыскам всегда доставались равные порции объятий и поцелуев. — Но одному Богу известно, откуда у тебя талант к кулинарии, — уж точно не от меня. — Фредди называла себя «приличной стряпухой», но заниматься выпечкой у нее не было ни времени, ни желания. — И не от твоего отца. — Она коротко рассмеялась и покачала головой. — В тот единственный раз, когда я оставила его одного на кухне, как раз после рождения Теи, он чуть не спалил весь дом, пытаясь поджарить цыпленка.

— Скорее уж этого можно было ожидать от Теи, — откликнулся он: в их семье старшая сестра славилась тем, что с ней вечно случались всякие несчастья.

— Ну, ты же знаешь поговорку насчет яблока, которое падает недалеко от яблони.

Так оно, наверняка, и происходит, хотя Олли понятия не имел, недалеко от какой яблони упал он сам. Внешне он походил на обоих родителей, а во всем остальном… С таким же успехом он мог оказаться инопланетянином, случайно заброшенным в эту временами буйную, но тем не менее совершенно обычную семейку. Во-первых, он стал первым из мужчин рода Оливейра, кто предпочел сушу плаванию по морю. Пусть даже трое его старших братьев — слесарь-сантехник, офицер полиции и торговый представитель — тоже не стали продолжателями семейного бизнеса, но они, по крайней мере, в свободное время обожали рыбачить. Как, впрочем, и его сестры — Кэти однажды выгрузила с борта отцовской лодки на берег тридцатифунтового рифового окуня, а Тереза, которая жила в Айдахо с мужем и детьми, пристрастилась к ловле рыбы нахлыстом [53] Ловля рыбы в верхних слоях воды без поплавка и грузила на искусственную мушку и насекомых. . Олли был единственным в семье, кто не желал иметь ничего общего с рыбой, разве что любил ее есть.

Тем не менее по будням он каждое утро вставал ни свет ни заря, чтобы помочь отцу выгрузить на берег улов, а потом садился в семейный фургон и отвозил рыбу оптовым покупателям. Так что к тому времени, когда он появлялся в книжном кафе, приняв душ и переодевшись, он уже успевал переделать уйму работы.

— Должно быть, она — нечто особенное, — заметила мать, наблюдая за тем, как он орудует на кухне.

На лице у нее было написано многозначительное понимание, хотя о Керри-Энн он не рассказывал ей ничего, кроме того, что ему нравится работать с ней в паре. Значит, или в словах Фредди, когда она утверждала, что знает, чем занимаются ее отпрыски, даже не видя их, была доля истины, или же Линдсей просветила ее на этот счет.

— Видишь ли, я пообещал Линдс, что принесу десерт. Ну а поскольку это все-таки день рождения, то… — Он старался всем своим видом убедить мать в том, что у нее не может быть ни малейшего повода для беспокойства. Она знала лишь, что Линдсей устраивает дома маленькую пирушку, на которую был приглашен и ее сын. На плите засвистел чайник. Олли выключил газ и налил кипятка в заварочный чайник.

— Уверена, твой шедевр произведет неизгладимое впечатление. — Самая обыкновенная фраза, но в ней содержался скрытый намек.

— Ну, ты же понимаешь, все-таки круглая дата — тридцать лет. Это не совсем рядовая вечеринка, верно? — доставая кружку из шкафчика над раковиной, жизнерадостно откликнулся Олли, несмотря на предательский холодок в животе.

Мать улыбнулась и кивнула.

— Тридцать? И только? Я бы дала ей больше.

«Ага, начинается!» — подумал он.

— Это потому, что ты ее не знаешь.

— Почему же, она показалась мне довольно милой. — Это было универсальное замечание, которое мать отпускала в адрес как подружек его самого, так и его братьев, если они почему-либо ей не нравились.

Олли налил чаю матери, не сводя с нее внимательного взгляда, и поставил кружку перед нею. Ее лицо ничего не выражало, вот только морщинки в уголках губ стали глубже. Скорее всего, она размышляла, насколько серьезно он увлекся женщиной, для которой печет торт в субботу вечером, тогда как прочие молодые люди в его возрасте в это время развлекаются вовсю.