Эйлин Гудж - Две сестры

— На вашем веб-сайте значится, что вы стали самым молодым компаньоном фирмы в истории Уолл-стрит.

— А, да, светловолосый мальчик с широко раскрытыми глазами. — Он поднял свой бокал, словно салютуя памяти того славного, но почившего в Бозе молодого человека. — Чего в моей биографии не написано, так это того, что мне пришлось вкалывать, как рабу на галерах, целых десять лет, чтобы попасть туда. И для чего? Чтобы зарабатывать еще больше денег, которыми я все равно не мог воспользоваться в свое удовольствие, поскольку был слишком занят?

— И что же, вы взяли и ушли оттуда? Вот так просто?

— Вот так просто. — Он помрачнел, и она вновь подумала, как тогда вечером в ресторане Паоло, не случилось ли в его жизни в тот период нечто такое, о чем он до сих пор не хочет рассказывать. Внезапно он резко сменил тему. — Но вы проделали такой путь вовсе не для того, чтобы я утомлял вас разговорами о финансах. Я хочу знать, чем вы занимались, пока меня не было. Как поживает ваша сестра? — спросил он и наклонился, чтобы подлить вина в бокалы.

Линдсей вздохнула.

— Нормально, как мне представляется… если не считать того, что мы иногда готовы вцепиться друг дружке в горло. — Она рассказала ему о ссоре, которая случилась между ними в начале недели, а также о своих тревогах относительно романа, начавшегося у Керри-Энн с Олли. — Разумеется, нельзя винить во всем ее одну. Она старается изо всех сил, конечно, как может. Отчасти в этом есть и моя вина — я все время склонна делать из мухи слона.

— Быть может, это оттого, что вы не можете выстроить отношения с ней с чистого листа.

— Что вы имеете в виду?

— Вы говорили, что в детстве все время присматривали за ней. И мне пришло в голову, что, не исключено, с тех пор вы вынашиваете обиду и недовольство.

Линдсей нахмурилась.

— С чего бы это я должна затаить обиду на свою сестру? В то время она была совсем еще ребенком.

— Но ведь так легко обвинять во всем того, кто рядом, если человека, на которого вы злы по-настоящему, просто нет поблизости.

Его слова попали в цель, и Линдсей медленно кивнула, признавая его правоту.

— Кристал, вы хотите сказать. Я очень долго была зла на нее. Полагаю, моя сестра и впрямь могла пробудить во мне те чувства. Мне неприятно говорить об этом, но она частенько напоминает мне мать. — Линдсей подобрала под себя ноги и откинулась на спинку дивана, глядя на Рэндалла. — А вы? — спросила она. — Как, по-вашему, вы сами перестанете когда-нибудь сердиться на своего отца?

Рэндалла, казалось, терзала нешуточная внутренняя борьба, поскольку он не спешил отвечать. Наконец он заговорил:

— Со мной другая история. Мой старик все еще находится в поле моего зрения и раздувает угли старого пожара. Хотя, должен признаться, мы с ним редко видимся. Время от времени, бывая в городе, он звонит мне и мы встречаемся, чтобы пообедать или пропустить по стаканчику, но в остальном он не вмешивается в мою жизнь.

— Как знать, быть может, он гордится вашими успехами.

Рэндалл пожал плечами и глотнул вина.

— Он не считает то, что я делаю, настоящей мужской работой. Он думает, что мне просто повезло. А вот когда я греб деньги лопатой на Уолл-стрит — да, тогда он относился ко мне с уважением.

Линдсей вдруг обнаружила, что ей несимпатичен этот старик, с которым она даже не была знакома.

— Везение тут ни при чем. Начать с того, что вы засели за книгу, не зная, будет ли она опубликована вообще, не говоря уже о том, станет ли она хитом продаж. Однажды кто-то из писателей сравнил такую ситуацию с выступлением перед пустым залом.

Рэндалл понимающе хохотнул.

— Скорее это похоже на выступление перед одним-единственным слушателем, вот почему я — самый яростный критик самого себя, если можно так выразиться. Полагаю, это издержки профессии, — добавил он, передернув плечами.

— Если не считать того, что большинство авторов далеко не так талантливы, как вы.

Он улыбнулся.

— Спасибо. Надеюсь, что мою стряпню вы оцените столь же высоко. Ну что, приступим? — Он встал и протянул руку Линдсей, помогая ей подняться на ноги. — Собственно, ужин практически готов. Остались лишь кое-какие мелочи.

Линдсей собралась было надеть туфли, но он остановил ее:

— Нет смысла снова издеваться над собой. Кроме того, так вы мне нравитесь больше. — Он окинул ее долгим взглядом, и глаза его выражали невысказанные чувства, а потом он повернулся и повел ее в альков рядом с кухней, где был накрыт на двоих маленький столик.

Линдсей обрадовалась, когда Рэндалл вышел в кухню. Это дало ей возможность собраться с мыслями и взять себя в руки.

Через несколько минут вернулся Рэндалл, держа в руках глиняный tagine [60] Tagine — горшочек для тушения мяса и овощей ( фр .). конической формы. Он приподнял крышку, под которой обнаружился благоухающий кускус [61] Кускус — крупа (и блюда из нее) магрибского или берберского происхождения. Как правило, кускус готовится из твердых сортов пшеницы. с курятиной под соусом карри, и положил ей на тарелку несколько кусочков. После того как она провозгласила, что блюдо восхитительно, он сказал:

— Отлично, потому как это практически единственное блюдо, которое я умею готовить. — Рэндалл пояснил, что однажды записался на курсы кулинарии, но посетил лишь одно занятие. Он лукаво подмигнул ей: — Только никому об этом не рассказывайте. Все мои друзья уверены в том, что я — заправский кулинар.

Линдсей улыбнулась.

— Не беспокойтесь, я сохраню вашу тайну.

Он протянул ей корзинку с теплой питой [62] Пита — круглый плоский пресный хлеб (типа лаваша), который пекут из белой или коричневой муки тонкого помола. .

— Никогда не были в Марокко? Замечательное место.

Она отрицательно покачала головой.

— Собственно, я почти нигде не бывала. Я в основном лишь читаю о тех местах, которые мне хотелось бы посетить. — Она смущенно взглянула на него снизу вверх. — Должно быть, я кажусь вам ужасной провинциалкой.

— Ничуть, — откликнулся он. — У вас просто не было возможности путешествовать. Но все эти сказочные места никуда не денутся, вы еще успеете их посетить. А интересно, — он откинулся на спинку стула, — куда бы вы поехали в первую очередь, если бы могли выбирать?

Она не колебалась ни секунды.

— Мне всегда хотелось посмотреть Россию.

— A-а, страна Толстого и Достоевского!

Она улыбнулась.

— Что я могу сказать? «Анна Каренина» стала моим проводником в мир литературы, когда мне исполнилось пятнадцать. Тогда мне казалось, что это самый замечательный роман на свете. Пожалуй, я думаю так до сих пор.

— Пусть даже он заканчивается трагедией?

— Она предпочла любовь тому, что ожидало от нее общество. На мой взгляд, это — торжество мужества, а не трагедия.