Тобиас Вулф - Рассказы

Они вылезают из джипа, и Миллер плетется следом за Кайзером и Лебовицем. В теплом воздухе разлит запах машинного масла. На противоположной стороне дороги, у бензоколонки, мужчина в плавках, с обгоревшей на солнце кожей изо всех сил старается накачать велосипедные шины: он нервно, рывками давит на насос, отчаянно при этом ругаясь. Миллер прикасается языком к сломанному мосту, легонько его приподнимает. Интересно, удастся ли ему съесть гамбургер? Подумав, он приходит к выводу, что это не исключено - надо только жевать другой стороной рта, и больно не будет.

Но он ошибся. Было больно, и еще как! И потому, куснув пару раз, Миллер отодвигает тарелку. Подперев руками подбородок, он слушает, как Лебовиц и Кайзер спорят, можно ли предсказать будущее. Лебовиц рассказывает про знакомую девушку с экстрасенсорными способностями.

- Едем мы как-то вдвоем в машине, и вдруг она ни с того ни с сего говорит, о чем я думаю. Все как есть - просто невероятно.

Покончив с гамбургером, Кайзер запивает его молоком.

- А что тут такого? - говорит он. - Я так тоже могу. - Он придвигает к себе тарелку Миллера и откусывает кусок от его гамбургера.

- Ну валяй, - подначивает его Лебовиц. - Скажи, о чем я сейчас думаю. Но знай, я думаю не о том, о чем, ты думаешь, я думаю.

- Нет, о том.

- Ну хорошо, сейчас о том, - соглашается Лебовиц. - Но раньше, - не о том.

- Я гадалку даже близко не подпустил бы, - вступает в разговор Миллер. Чем меньше знаешь, тем лучше.

- Сама мудрость заговорила устами рядового У. П. Миллера, - иронизирует Лебовиц, косясь на Кайзера, который приканчивает Миллеров гамбургер. - А ты как? Я бы испытал судьбу.

Кайзер задумчиво жует. Проглотив последний кусок, облизывает губы.

- Я согласен, - объявляет он. - А почему нет? Если Миллер не против.

- Против чего? - спрашивает Миллер.

Лебовиц встает и надевает темные очки.

- Не волнуйся за Миллера. У него нервы как канаты. Он не теряет головы, даже когда все вокруг сходят с ума.

Кайзер и Миллер поднимаются из-за стола и идут за Лебовицем. На улице тот, устроившись в тени мусорного ящика, вытирает платком ботинки. Вокруг кружат блестящие, с синим отливом мухи.

- Так против чего? - повторяет свой вопрос Миллер.

- Да вот хотим проверить, на что годятся эти предсказания, - отвечает Кайзер.

Лебовиц выпрямляется, и все трое идут к трейлеру.

- Я вовсе не прочь пойти с вами, - говорит Миллер, но возле джипа останавливается. Лебовиц и Кайзер идут дальше. - Слушайте, вы, - говорит он и вприпрыжку догоняет солдат. - У меня куча дел. Нужно поскорее попасть домой.

- Мы знаем, каково тебе, - отзывается Лебовиц, не поворачиваясь и продолжая идти.

- Это не займет много времени, - добавляет Кайзер.

Собака предостерегающе лает, но, поняв, что задержать этих троих не удастся, убегает за трейлер. Лебовиц стучит в дверь. Ее открывает круглолицая женщина с черными запавшими глазами и полными губами. Один ее глаз слегка косит, и потому кажется, что она смотрит на солдат только здоровым глазом, а другим высматривает что-то совсем в другом месте. Явно цыганка - никакого сомнения. Миллер никогда прежде не видел цыган, но сразу признал в женщине цыганку: точно так же он ни с каким другим зверем не спутал бы при встрече волка. Живи он здесь, обязательно пришел бы сюда ночью с другими мужчинами, и они бы, размахивая факелами, с криками прогнали ее.

- Вы как, работаете сейчас? - спрашивает Лебовиц.

Женщина кивает, вытирая руки о юбку. На ярких лоскутах, из которых юбка сшита, остаются белые полосы.

- Гадать всем? - осведомляется она.

- Ага. - Голос Кайзера звучит неестественно громко.

Женщина снова кивает, ее здоровый глаз смотрит сначала на Кайзера, потом на Лебовица и наконец на Миллера. Глядя на последнего, она улыбается и выпаливает набор каких-то несусветных звуков - то ли слова незнакомого языка, то ли заклинание. Как будто рассчитывает, что Миллер ее поймет. Один из ее передних зубов совсем черный.

- Нет, мэм, - отказывается Миллер. - Нет. Мне гадать не надо. - И в подтверждение своих слов качает головой.

- Заходите, - говорит женщина и отступает в сторону.

Лебовиц и Кайзер поднимаются по ступенькам и исчезают в трейлере.

- Заходи, - повторяет женщина и манит своими белыми руками Миллера к себе. Миллер отшатывается, продолжая качать головой.

- Оставьте меня в покое, - говорит он и, прежде чем женщина успевает что-нибудь сказать, поворачивается и идет прочь. Подойдя к джипу, он забирается внутрь и, развалившись на месте шофера, распахивает обе дверцы, чтобы устроить небольшой сквозняк. Миллер физически ощущает, как от теплого ветерка подсыхает его промокшая форма. Противно пахнет мокрым брезентом, этот отдающий плесенью запах смешан с кислым запахом его собственного пота. Сквозь два мутных полукруга, что расчистили дворники на грязном ветровом стекле, Миллер видит трех пацанов, которые сосредоточенно мочатся на стенку бензоколонки.

Миллер наклоняется, чтобы расшнуровать ботинки. Мокрые шнурки не поддаются, от напряжения кровь приливает к лицу, дыхание учащается. "Чертовы шнурки, - бормочет он. - Чертов дождь". Наконец шнурки развязаны - тяжело дыша, Миллер выпрямляется. Смотрит на трейлер. Чертова цыганка.

Трудно поверить, что эти два осла вошли-таки в трейлер. А еще смеялись. Им все шуточки. Что ж, это говорит только об их глупости: такими вещами не шутят. Кто знает, что скажет гадалка, но от того, что она скажет, не уйти. Тебе открывают будущее, и с этого времени твое будущее здесь, перед тобой. Это все равно что открыть дверь своему убийце.

Будущее. Каждый и так знает свое будущее - кроме деталей. Одно, во всяком случае, очевидно: все идет к худшему. А если это знать, остальное не так уж и важно. Ни о чем конкретном лучше не думать.

У Миллера нет никакого желания знать детально свое будущее. Он стягивает мокрые носки и растирает белые затекшие ступни. Время от времени поглядывает на трейлер, где цыганка гадает Кайзеру и Лебовицу, и неодобрительно фыркает. Нет, он своего будущего знать не хочет.

Потому что и вправду все становится только хуже. Вот сидишь ты перед своим домом, тычешь палочкой в муравейник, слышишь, как на кухне позвякивает столовое серебро и переговариваются отец с матерью, а потом - трудно даже вспомнить, в какой момент, - один из голосов перестает звучать. И никогда тебе его больше не услышать. В путешествии из сегодня в завтра засады не избежать.

Нет, не стоит думать о том, что тебя ждет впереди. У Миллера и сейчас уже язва, да и зубы - хуже некуда. Запас сил тает. А что будет с ним в шестьдесят? Да что там в шестьдесят - что будет с ним хотя бы через пять лет? Миллер как-то видел в ресторане парнишку своего возраста в инвалидной коляске, его кормила супом женщина, которая одновременно разговаривала с другими людьми, сидящими за столом. Скрюченные кисти юноши лежали на коленях, словно пара оброненных перчаток. Закатанные брюки открывали бледные исхудалые ноги - кожа да кости. Юноша с трудом шевелил головой. Женщина, поглощенная болтовней с друзьями, не очень заботливо кормила своего подопечного: половина супа проливалось ему на рубашку. А вот взгляд у калеки был вполне осмысленный. Миллер тогда еще подумал: со мной такое тоже может случиться.