Самим Али - Проданная замуж

Мена вошла в кухню и опустилась рядом со мной на колени, вытирая мне глаза рукавом кофты.

— Что ты делаешь на полу? — спросила она таким тоном, каким я обычно говорила с Амандой, когда хотела, чтобы она перестала плакать: как будто я глупенькая и не понимаю, что к чему.

— Тара не дала мне позавтракать, не достала хлеб. Я разорвала пакет, а она вырвала его у меня из рук и толкнула меня. Мама пришла, но ничего не сказала, — всхлипывала я.

— Я же тебе говорила: не ходи вниз. Нужно ждать, пока все уйдут из кухни, — сказала она. — Я так всегда делаю.

Мне захотелось возразить: «Да уж, теперь я это знаю, но ведь можно было меня предупредить», — однако я промолчала. Мена помогла мне подняться.

— Ну что, сделаем гренки? — спросила она.

— Да, пожалуйста.

Мена объяснила, что в доме всегда есть свежий хлеб, потому что Манц, который работает в пекарне, каждый вечер приносит домой буханки. Она показала мне, как открывать пакет, развязывая его вверху, где сковородка-гриль и как ею пользоваться. Я почувствовала себя немного лучше, наблюдая за ней, сидящей на стуле. Она время от времени оглядывалась на меня, ободряюще улыбаясь. Я была рада, что есть Мена и что она добра ко мне; всем остальным, казалось, было абсолютно все равно, что со мной происходит, а мать ни слова мне не сказала с тех пор, как мы приехали сюда из детского дома.

Когда гренки были готовы, Мена достала из холодильника коробку маргарина и намазала его на хлеб ложкой.

— Давай поедим на кухне, — предложила она, — потому что, если мы пойдем в комнату к остальным, мать начнет придумывать нам работу.

И мы остались завтракать в кухне.

Покончив с гренками, я почувствовала себя лучше и снова начала проявлять любопытство.

— Интересно, что случилось с моим чемоданом? Может, он там?

Дальняя часть комнаты была отгорожена занавеской. Я встала и заглянула за нее; на стене был выключатель, и я зажгла свет.

— Он там? — спросила Мена.

— Нет, чемодана здесь нет. А что это за штуки? — поинтересовалась я.

За занавесками все оказалось непритязательным: на бетонном полу и голых стенах не было ничего, кроме бойлера, а посередине стояла огромная жестяная бадья, очень похожая на корыто, из которого пьют воду животные на ферме, и пара низких табуреток.

— А, здесь мы купаемся и стираем одежду, — сказала Мена.

— Ты шутишь!

— Нет, раз в неделю у нас вечером купание, а одежду стираем по воскресеньям.

Раз в неделю? Всего? В детском доме я через день принимала чудесную теплую ванну с пеной.

После скудного завтрака мы вернулись наверх, в нашу спальню. По шуму, доносившемуся через открытое окно, я поняла, что все в округе проснулись и дети вышли на улицу поиграть.

— Пойдем играть.

Мена быстро ответила:

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не хочу.

— Но почему не хочешь?

— Те мальчики просто ужасные. Они толкаются, а если встречают меня, когда я иду в магазин купить яиц или еще чего-нибудь, то отбирают у меня деньги. Я больше не хожу в магазин.

— Ладно, — сказала я, — тогда пойдем в сад на заднем дворе.

Мена на мгновение задумалась и ответила:

— Хорошо, только давай спросим.

И мы снова побежали на первый этаж, в кухню. Там была Ханиф, и Мена заговорила с ней; Ханиф что-то ответила и ушла в комнату, где сидела мать. Мена повернулась ко мне:

— Все в порядке, она сказала, что мы можем также взять с собой Салима.

Стояло ясное летнее утро, и солнце светило ласково, когда мы втроем вышли на улицу. Сад был таким же большим, как и вокруг детского дома, но гораздо менее ухоженным. Заросший газон тянулся до задней стены дома; местами трава была с меня высотой. Еще был вымощенный булыжником пятачок, где из трещин в камне пробивались сорняки. В центре сада росло высокое дерево, с ветки которого свисала веревка, а к ее концу кто-то привязал шину.

— Качели! — Приятно было увидеть что-то знакомое.

— Их сделал Сайбер, — пояснила Мена.

Я стала раскачиваться, а Салим нашел порванный футбольный мяч и с удовольствием принялся его пинать. Он забросил его в высокую траву и собрался было нырнуть следом, но Мена сказала:

— Нахи Салим идер оу.

Салим остановился, и Мена шагнула в траву, чтобы достать мяч. Она бросила его брату и снова сказала:

— Идер оу. — И повела Салима к мощеному пятачку.

— Что ты только что сказала? — с любопытством спросила я, остановив качели.

— Что?

— Только что, кажется, ты сказала идер оу.

— Ах, это. Это означает «иди сюда». Оу значит «иди», а идер значит «сюда».

— Идер оу, Мена, идер оу! — сказала я, и Мена рассмеялась. — Как сказать «нет»?

— Нахи.

— А как сказать «да»?

— Джи.

— Джи, нахи, идер оу, джи, нахи, идер оу, — еще несколько раз нараспев повторила я, сильнее и сильнее отталкиваясь ногами, чтобы проверить, насколько высоко смогу взлететь.

Мена сделала крошечный шаг ко мне.

— Не раскачивайся слишком высоко. Веревка может порваться.

Беспокойство сестры начало меня раздражать.

— Как сказать «не порвется»?

— Просто скажи нахи.

— Нахи, Мена, нахи ! — засмеялась я.

Однако я вскоре остановилась, потому что видела, как переживает Мена. Я решила залезть на дерево. Я всегда лазала по деревьям в Кэннок Чейзе, и это весьма неплохо у меня получалось. Но сестра запаниковала.

— Сэм! Спускайся! — закричала Мена. — Пожалуйста. Ты же упадешь.

Мне захотелось возразить, что все в порядке и ничего плохого не произойдет, но я решила, что сегодня буду делать, как говорит Мена; полазить по деревьям в свое удовольствие можно будет в любой другой день.

Я забрела в траву. Можно было залечь там, и никто тебя даже не заметит — такой высокой выросла трава. Она была чудесной и сухой под теплым солнцем, и я широко раскинула руки и ноги, «нарисовав» на траве «звездочку». Салим подошел ко мне и сделал то же самое, рассмешив и себя, и меня. Так мы и валялись, а трава щекотала нас.

— Мы уже слишком долго гуляем, — сказала Мена, которая стояла в стороне, на мощеном пятачке. — Нужно возвращаться в дом.

Нервозность сестры начала меня расстраивать, но я ничего ей не сказала. Вместо этого я подняла Салима и принялась его щекотать, а потом побежала следом за ним к дому.

Мне снова захотелось в туалет. Я успела заметить, что в уборной не было туалетной бумаги, и, поскольку мне очень нужно было туда сходить, я спросила Мену, где найти бумагу. Сестра спросила, зачем мне это нужно, и я объяснила. Она сказала:

— Мы, мусульмане, не пользуемся этим. Мы подмываемся; в туалете есть лота.

Я была явно озадачена новым словом, и Мена объяснила, что это пластмассовый кувшин с носиком.

— Набери в лоту воды и возьми ее с собой.