Флориан Зеллер - Случайные связи

Он дошел до того, что все его мысли были заняты исключительно женщинами, их фантастическими телами. Порой наобум он начинал преследовать какую-нибудь, чтобы, как говорят, «порадовать глаз». Но этого удовольствия ему было недостаточно. Так что же? Означало ли это, что Тристан не любил Амели? Несомненно одно: нежность — это непризнанная форма ненависти к ближнему. Иногда он становился агрессивным. Зачем она явилась в его жизнь? Почему он не мог оставить ее, вновь зажить как прежде, той жизнью, которая была ему по душе?

Однажды они были в гостях у одного друга. Тристан немного выпил, утратил бдительность и сделал все, чтобы соблазнить рыжеволосую девицу, которая, впрочем, отнюдь не казалась ему какой-то уж особенно привлекательной. Амели все это заметила и захотела уйти. Тристан знал, что, если бы не Амели, он мог бы провести эту ночь с рыжей девицей. Женщина, с которой он жил, постепенно начинала мешать его счастью. Он дошел до того, что злился на нее за то, что она существует. В тот вечер они молча вернулись домой и, не сказав ни слова, легли спать.

Несколько дней спустя, как-то раз оставшись в квартире один, он неожиданно впал в бешенство. Он пошел в спальню, вышвырнул из шкафов все ее вещи. Его план был предельно прост: он сам упакует ее чемоданы. Амели вернется и найдет их у входа с запиской, в которой он попросит ее уйти. Вечером, когда он придет домой, ее уже не будет, — так и обретет он снова свою свободу и радость жизни.

Собрав ее вещи, он успокоился. Представил себе, как Амели, войдя, обнаружит их у дверей. И, ужаснувшись собственной жестокости, решил все вернуть на место.

У Тристана был неистовый, непредсказуемый нрав, и, поскольку обычно это заставляло окружающих безоговорочно ему подчиняться, он всегда воспринимал это как нечто должное, ничуть не сомневаясь в собственной избранности. И вот впервые он никак не может понять, чего же хочет, его самого терзают постоянные сомнения, и единственное, что он чувствует наверняка, — это нежность, которую сам он считает слабостью и которая по сути таковой и является.

Он говорил себе, что женщина попусту тратит время, пытаясь сделать из мужчины моногамное существо. Ужас заключался в том, что порой ей это стало удаваться. Он позволяет превратить себя в робкого ребенка.

На улице его все сильней тянуло к проходившим мимо женщинам. Несбыточность непережитого лишь обостряла вкус запретного плода. Когда я представляю себе взгляд, который он устремлял на женщин, мне видится турист, осматривающий город. Согласно путеводителям, существует определенный «набор» мест, которые обязательно нужно посмотреть: разные памятники, фонтаны и прочее, что считается необходимым для получения общего представления о городе. Что касается меня, я решил больше никогда не посещать городов с экскурсиями. Это единственное, что я сумел придумать, дабы защитить себя от невыразимой пошлости туризма.

Экскурсия — это способ ужать место до самых анекдотичных размеров, не позволив проникнуться его тайной, его особенностью, его причастностью к вечности. Я недавно побывал в Риме и стал свидетелем сцены, которая, как мне кажется, прекрасно передает то, что читалось во взгляде Тристана. К Форуму подъехал туристический автобус. Оказавшись на площади, туристы неистово, с невероятной, пугающей быстротой бросились фотографировать, не успев даже выйти из автобуса. Что же они так боялись упустить, к чему такая спешка? В основе туризма заложен страх пропустить нечто важное, не оправдать своей поездки. Кстати, именно поэтому люди покупают путеводители, в которых точно указано, что непременно надо посмотреть. Они переходят от одного памятника к другому, отрешившись от каких-либо эмоций. Единственным жалким критерием оценки красоты становится факт упоминания в путеводителе. Дальнейшее сводится к накапливанию фотографий, которые становятся утехой микроскопического честолюбия, вещественными доказательствами, позволяющими заявить: «Я видел Рим». Десять фотографий. Чуть позже: «Я видел Италию». Пятнадцать фотографий. Такие люди напоминают мне тех, кто читает «всего Бальзака». Некоторые целый год работают, чтобы подарить себе подобное недоразумение.

Без всяких сомнений, самое лучшее — отдаться очарованию места, расстаться со страхом не увидеть то, что «необходимо посмотреть». В Риме я не посетил ни одной так называемой достопримечательности. Я знакомился с этим городом, полностью полагаясь на волю случая. Самые незначительные детали определяли мой путь: пустота площади, силуэт женщины, таинственность переулка. Именно так я надеялся постичь дух римской красоты.

Именно так Тристан встретил Амели. Эта встреча — исключительный случай, прямая противоположность банальности: однажды она появляется на улице и с тех пор пребывает здесь, в его жизни. Это приводит его в состояние удушающей ярости, которую трудно сдерживать. Он думает о том, чего лишен, оставаясь с ней, и страх лишиться этого навсегда читается в его глазах, когда на улице он смотрит на женщин. Это взгляд туриста. Его будоражит простое до вульгарности любопытство — он хочет увидеть их всех обнаженными. Хуже того, он хотел бы увидеть себя среди всей этой наготы подобно тому, как турист снимается на фоне памятника, на который в душе ему глубоко наплевать.

Означает ли это, что Тристан вульгарен? Я бы скорей сказал, что его прельщает своеобразная вульгарность, сознательно или нет, но явно сулящая «постель». Все чаще и чаще Тристан думал об историях без продолжения, историях, которые он запросто мог бы скрывать от Амели. Идея переспать с другой женщиной становилась навязчивой. В конце концов, все равно с какой, все равно «у какого памятника».

Его муки продолжались вплоть до того самого вечера, с которого могла бы начаться эта история. Амели на пару дней уехала в Рен, проведать мать. Тристан пригласил поужинать некую О., девушку, которую повстречал на вечеринке несколько дней тому назад. Она предложила сходить в хорошо ей знакомый итальянский ресторанчик.

За ужином они говорили о том, о чем следует говорить, чтобы вечер без ложной стыдливости закончился в постели. О реликвиях цивилизации. Казаться утонченным, нежным, умным. Я ненавижу свою эпоху.

Позже они оказываются у ее подъезда. Она еле заметно кивает ему головой — само собой, это приглашение. Она уже набрала код и вошла первой.

Недели пронеслись стремительной лавиной. С тех пор как Тристан впервые изменил Амели, прошло уже более полугода. После О. были другие женщины. Он снова стал встречаться со своими прежними любовницами, зажил по-старому. Он учится врать той, которую любит, и с удивлением узнает, что нет ничего проще.