Флориан Зеллер - Случайные связи

На следующий день он зашел в книжный купить роман Жида. Он открыл книгу, как в детстве открывал Библию — наугад, и тут же наткнулся на фразу, которая его глубоко потрясла: «Улица Верней, тридцать четыре, повторял он на ходу; четыре плюс три будет семь: счастливое число». Совпадение показалось слишком невероятным. Первое потрясение сменилось паникой. Казалось, случай воздвигает невидимые застенки. Он решил ничего не говорить Амели, которая наконец-то выглядела счастливой и спокойной.

Но радовалась она недолго. Скоро боли в желудке вновь напомнили о себе. Что-то случилось, но Тристан так и не понял что. Застукала ли она его с другой? Это казалось ему маловероятным. Однажды у нее случился приступ прямо на работе. Настолько серьезный, что вызвали Тристана, который сразу же отвез ее к врачу. Но тот ничего не обнаружил.

«Желудок — очень чувствительный орган, — объяснил доктор. — Некоторое время стоит воздержаться от острого. Я выпишу вам лекарства, и, если через три недели боли не пройдут, придется проводить более глубокое обследование».

Но и через три недели обследование не дало никаких результатов. Амели почти надеялась, что у нее обнаружат язву. Поскольку боль, причина которой не названа, еще невыносимей. На основании анализов врачи заключили, что боль вызвана причинами психологического характера. Униженная, Амели ничего не говорила.

Доктор отвел Тристана в сторону. «Она непременно должна заботиться о себе. Нет ли у нее каких-либо проблем? Самочувствие может ухудшиться…»

На обратном пути они не проронили ни слова. Тристан думал о том, что ему сказал врач. Ему хотелось защитить ее. Но от чего? От самого себя? Краем глаза он наблюдал за ней. Догадывалась ли она о его изменах? Но как бы она могла про них узнать? Эти мысли вертелись у него в голове всю дорогу. Он, как обычно, ехал быстро.

Загорается желтый свет, Тристан давит на газ. Вжавшись в сиденье, Амели пристегивается ремнем безопасности. Он пролетает перекресток на всех парах, и машина, чуть не въехавшая ему в правый бок, яростно гудит им вслед.

«Он же знает, что я ненавижу такой риск, — думает она. — Ведь смерть секундное дело, отвлекся — и все».

Чуть дальше, на Риволи, прямо перед ними опять включается желтый, но Тристан и не думает тормозить.

— Тормози! — вырывается у нее.

Тристан удивлен ее тоном. Она почти прокричала это. Ему вовремя удается затормозить.

— Ты что, убить нас хочешь? — добавляет она тише.

Он ничего не отвечает.

Они возвращаются домой, Амели сразу уединяется в кухне. Подходит к окну и, прильнув к стеклу, смотрит вдаль. Она чувствует себя слабой и униженной. Ей показалось, что доктор говорил с ней как с сумасшедшей. Скоро она превратится в обузу для Тристана. Она больше не желает идти к этому доктору.

На глаза снова наворачиваются слезы. Она закрывает глаза. Она ненавидит себя за свою плаксивость. Ей хочется все отрицать, быть сильной и сделать Тристана счастливым. Возможно, она немного наивна. Но ведь никто же не сможет точно сказать, как отличить наивность от чистоты? Она всегда верила, что жизнь будет похожа на сказку. Но где же они — все эти замки, чары, волшебники?

Сегодня она уверена в том, что у него есть другие женщины. Иногда она представляет, как он изменяет ей, и слезы тут же застилают ей глаза. Они, должно быть, сперва встречаются на обыкновенной вечеринке, как миллионы людей каждый день. Потом он приглашает ее поужинать, затем провожает домой. Амели хорошо представляет себе ситуацию: они останавливаются у ее дома, она еле заметно кивает ему головой — само собой, это приглашение. Она предлагает зайти что-нибудь выпить. Все эти картинки так и стоят у нее перед глазами. Снова и снова она «прокручивает» в голове всю ситуацию, чтобы понять, с какого же момента он стал ее обманывать.

Она вспоминает про баночку крема, которую нашла в его шкафчике в первое утро. Ей стоило серьезней отнестись к такому знаку. Она начинает ненавидеть его радостную, животную беззаботность, его диковатую развязность, перед обаянием которых — уж ей ли не знать — слишком многие женщины не могут устоять.

Тристан стоит у кухонной двери. Амели поворачивается к нему спиной, она не хочет, чтобы он видел ее в таком состоянии. Он подходит к ней, кладет руку на плечо. Легким движением она отстраняется.

— Что происходит?

Она не знает, что ему ответить. Желудок все еще ноет.

— Мне нужно принять лекарства.

Она пытается отойти, но он обнимает ее.

— Что такое?

Она чувствует, как печаль подкатила комом к горлу.

— Мне кажется, что ты меня больше не любишь, — наконец произносит она сквозь слезы.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты — самая прекрасная вещь в моей жизни…

— Спасибо за «вещь», — отвечает она, шмыгая носом.

Она продолжает следовать рекомендациям врача, но вскоре понимает, что все напрасно. Ей становится все хуже.

Тристан уже не знает, что делать. Что?! Может ли он отказаться от женщин? Иногда по утрам Амели не способна идти на работу. Директор школы, в прошлом преподаватель, временно заменяет ее. А она целый день проводит в постели. Порой Тристану кажется, что она умирает.

Он с самого утра у себя в кабинете, просил не беспокоить, не подходит к телефону. Он хочет побыть один, пока не примет окончательного решения.

Он смотрится в зеркало и улыбается безупречности своего отражения. Странно, но при таком освещении он выглядит лет на десять старше. Но он намного моложе и талантливее коллег и знает это. Кстати, он ненавидит людей, с которыми работает. Так зачем же он выбрал эту профессию? Возможно, ему удалось бы добиться в жизни большего, сумей он побороть свой страх перед потерей каких-то возможностей, — это ведь все равно что согласиться отсечь кусочек себя. Отсечь необходимо, тихо произносит он, но что?

В юности, в студенческие годы, он уже сталкивался с тем, что неспособен понять, какой бы он хотел видеть свою жизнь. Он втайне завидовал тем, кто, не имея таланта или же имея призвание, не задавался подобными вопросами. В институте он спокойно плыл по течению. Эта бесстрастность была, пожалуй, единственным, что предопределило его поступление на юридический факультет, а затем и участие в гонке за дипломами, благодаря которым он смог поднять себе цену в глазах окружающих. Теперь он стал уважаемым человеком со средствами. Это хорошо. Профессиональный успех казался ему самым достижимым из благ, поскольку тут все зависит только от тебя. Но ничто не могло сравниться с теми страстями, которые можно было изведать с женщинами, — такие задачи больше отвечали его внутренним запросам.

Он всегда считал, что в двойной жизни есть некая прелесть. Да, некая изысканность. Но он не мог отрицать гротескную бездарность собственной. Что?! Он жил с женщиной, которую никак не мог полюбить, он изменял ей, не желая жертвовать личной жизнью и тем самым мучая ее. Ему просто не хватало любви, вот и все. Он всегда мечтал о жизни беспокойной, героической, полной страстей. Но эпоха героев осталась в прошлом.