Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Однажды к бургомистру пришла от автобусной остановки посторонняя женщина с двумя маленькими детьми. Это оказалась фрау Буш из Кенигсберга. Она была из семьи, у которых Карл Штепутат жил, когда еще смотрел пьесы Ведекинда, ходил на выставки и читал сомнительные книги. В отличие от невозмутимых йокенцев, женщина из Кенигсберга была в панике. Она боялась польских и английских воздушных налетов на Кенигсберг и от кого-то слышала, что над Пиллау уже летал английский разведчик. В деревне вроде Йокенен будет намного безопаснее. Штепутат, хотя и возразил, что Йокенен на добрых семьдесят километров ближе к польской границе, чем Кенигсберг, не сумел отослать мадам Буш обратно. Очень уж она боялась воздушных налетов.

Герману этот приезд, который по всей видимости собирался затянуться на несколько недель, принес бананы. С началом войны Буш обегала все продуктовые магазины Кенигсберга и закупила все, что можно было купить. Герман впервые в жизни увидел это африканское яство. Но, если не считать бананов, визит был для него скорее обременительным. Маленькие дети ни на что не годились кроме того, они были городские и избалованные, даже не могли бегать босиком в йокенской осенней грязи. Ну, и наконец сама фрау Буш! Она все время ходила со страдальческим выражением на лице, вздрагивала при необычных звуках и вообще выглядела так, будто она точно знает, что приближается конец света. Раздраженная Марта не скрывала и не хотела скрывать, что ей не нравится этот визит, причем наверняка играло какую-то роль, что Буш выглядела моложе и носила городскую одежду. Со временем Марта заметила, что Буш подкрашивает губы и тайком покуривает в своей комнате. Она заявила ей об этом прямо в глаза. Она считала себя правой. Она сказала с полной уверенностью, что считает это поведение постыдным, особенно сейчас, когда немецкие мужчины отдают свои жизни на войне. В конце концов, у Буш у самой муж в войсках, служит бухгалтером где-то на западе.

К счастью, немецкая армия разделалась с польской войной за какие-то три недели. Если бы война продлилась еще, между Мартой и Буш дошло бы до катастрофы, и даже Герман собирался при случае съездить по уху старшему из детей. Быстрая победа в Польше разрешила все проблемы. Штепутат проводил женщину до автобусной остановки, в то время как Герман, держась сзади, бросал в детей желудями.

Однако от кенигсбергского визита была и польза. Он послужил для Штепутата поводом купить радиоприемник. Буш ежедневно за большие деньги звонила знакомым в Кенигсберг, чтобы узнать у них последние новости. Быть в курсе событий особенно важно во время войны. Да и Штепутата огорчало, что о взятии Варшавы он узнал только из вторых рук и с большим опозданием. Радиомагазин "Гайдис" прислал Штепутату красивый коричневый аппарат, а с ним аккумулятор - в Йокенен еще не было электричества. Когда Штепутат распаковывал ящик, к его ногам выпал листок с распоряжением о чрезвычайных мерах по использованию радиоаппаратуры от 1 сентября 1939 года:

В современной войне противник борется не только военным оружием, но и средствами психологического воздействия на население. Одним из таких средств является радио. Каждое слово, передаваемое на нашу сторону противником, заведомо лживо и предназначено для того, чтобы причинить вред немецкому народу. Правительство рейха уверено, что немецкий народ знает об этой опасности, и поэтому ожидает, что каждый немец из чувства ответственности сочтет своим долгом в корне пресечь слушание иностранных передач. По отношению к тем товарищам, у которых это сознание ответственности отсутствует, министерский комитет по защите рейха определяет принятие следующих мер...

Следовали исправительно-трудовые лагеря, в легких случаях тюремное заключение, конфискация аппарата. Для тех, кто распространяет зарубежные сообщения, тюрьма, в тяжелых случаях смертная казнь.

Дела рассматриваются специальными судами.

Штепутат испугался, узнав, насколько опасен купленный за столько денег аппарат. Смерть и тюрьма, если повернешь не ту ручку. Не слишком ли это много? Правда, война это исключительная ситуация, в ней оправдываются особые меры. Германия борется за свою жизнь.

Штепутат впервые поймал себя на том, что подыскивает извинения для тех, кто у власти.

Радиоприемник пришел настолько быстро, что Штепутат успел послушать особые сообщения о конце польской войны. Закурив по поводу мира сигару, Штепутат расхаживал по гостиной. Марта, сложив руки на переднике, стояла в дверях. Герман сидел на ковре перед аппаратом. Захватывающее чувство: победа! Восточная Пруссия опять слилась с рейхом - благодаря Адольфке. Восточная Пруссия больше не остров. Герман побежал с этой новостью по деревне, побежал и к дяде Францу, который тем временем сам зашел, чтобы послушать известия из новомодного аппарата.

- Теперь у нас освободились все силы против Франции и Англии, - тоном знатока сказал Штепутат.

- Да, силы-то нам понадобятся, - заметил дядя Франц.

Однако и он был рад, что все кончилось хорошо. Польша была так близко и охватывала восточно-прусский остров кольцом. Теперь картошку дяди Франца можно прямиком везти в рейх.

- В Мариентале погиб молодой Клишке, - сказал после некоторой паузы дядя Франц.

Это была первая смерть в их краях. Раненых было уже много, даже камергера Микотайта ранило осколком гранаты в икру - и что особенно обидно, от собственной артиллерии. Он лежал в лазарете в Дойч-Эйлау.

- Теперь хватит, - убежденно сказал дядя Франц. - Гитлер должен на этом остановиться. Нам война не нужна. У нас пахотной земли достаточно, чтобы жить. Когда заселят опустевшие поместья и раздадут землю крестьянам, мы в Германии уже никогда голодать не будем.

- Все будет в порядке, - успокоил его Штепутат. - Во время войны не до поместий. А после войны все разрешится.

Радиостанция Кенигсберга стала играть "Германия, Германия".

- Фюрер хорошо это устроил, - сказал Штепутат. - Когда все началось, хлеб уже свезли, а к уборке картофеля и свеклы мужчины уже вернутся домой.

Кроме младшего Клишке.

Каждый год Йокенен заливало потопом ила и грязи. Кроме как на телеге, невозможно было проехать. Велосипеды убирали на чердаки до лета. Только Ангербургское шоссе оставалось в какой-то степени проходимым, хотя и случалось, что из поместья вызывали упряжки, чтобы вытащить из трясины рейсовый автобус. Вода в пруду поднималась и поднималась, захватывала ивовые кусты на берегу, потом часть выгона. Лебедей к тому времени уже не было, как не было и аистов. Вязы в парке роняли последние листья - башни замка, скрытые летом густой листвой, торчали белые и холодные.

Герману повезло, что у него были резиновые сапоги, высокие, ярко-зеленые резиновые сапоги, которые Штепутат привез перед войной из Дренгфурта. В сапогах он свободно ходил по расплывшимся дорогам, собирал последние размокшие дикие груши, стрелял из рогатки по полчищам ворон, налетавших на поля, а потом перебиравшихся в хлева и огороды. Но больше всего ему нравилось заходить в пруд. При восточном ветре на дерне выгона получался даже легкий прибой. Герман строил плотины, переворачивал камни и куски дерна, закладывал гавани и отправлял на Англию деревянные кораблики. Время от времени он топил комками грязи караваны в Бискайском заливе, а однажды дал одному кораблю подорваться на мине. Немногочисленные дикие утки, уцелевшие после охоты, громко крякали в тростнике. Там, в зарослях, над которыми чибисы с криком делали свои обманчивые петли и виражи, где камыши терлись друг о друга коричневыми головами, была одна неприступная крепость опустевшее лебединое гнездо. В нем Герман лежал, защищенный от пронизывающего юго-восточного ветра, слушал шелест тростника, дул через трубочку в воду и смотрел на поднимающиеся пузырьки. Там он однажды услышал, как кто-то шлепал по воде. Он приподнялся, посмотрел поверх камышей. Кто-то шел, закатав брюки, босиком по воде и тащил за собой старую плетеную корзину. Это не Петер ли Ашмонайт, тот мальчик, который на общинном вечере обменял свой гитлеровский флажок на зеленую лимонадную шипучку? Герман вышел из своей крепости. Но Петер Ашмонайт уже ушел. Правда, Герман нашел потрепанный рюкзак, в котором была рыба: лини и караси. Герман вытащил одну рыбу, посмотрел, как она болтает хвостом, и уже собирался отпустить ее в воду.