Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Все чаще случалось, что во время специальных сообщений о подводной войне Герман уже не приходил домой, а оставался играть в грязи, строил плотины, сам выпускал корабли и поражал их торпедами.

Хотя Штепутат всегда старательно прятал газету "Штурмовик", Герман все-таки видел карикатуру, на которой жирный приземистый Черчилль с толстой сигарой посреди сального лица (причем на сигаре была наклеена бандероль со свастикой) изображался сидящим на денежном мешке со знаком фунта стерлингов и в любую минуту мог взлететь на воздух вместе со своим островом. Более удачной была карикатура из "Народного наблюдателя". На ней упитанный лорд обращался к голодающим англичанам в Гайд-парке: "Бык ест траву и дает нам бифштекс. Зачем нам идти окольным путем через быка? Давайте прямо есть траву!"

В марте 1941 года, как только растаял снег, появились первые катки и смоловарки. Шоссе, проходящее через самую глушь Восточной Пруссии между железнодорожным узлом Коршен и окружным городом Ангербург, расширялось. Для йокенцев это было неожиданностью. Все то время, пока Штепутат был бургомистром, проект расширения шоссе существовал, но дело не шло дальше уверений и обещаний. И вот под придорожными дубами стоят катки, готовые к работе. В ходе войны, весной 1941 года, в далекой Восточной Пруссии делают дороги. Таков был дух нового времени. В нем была неукротимая энергия. Они все доводили до конца. Не забыли даже глухие дороги Восточной Пруссии. Петер первый открыл, что в Йокенен нет лучшего места для игры, чем стоящие на шоссе дорожные машины. Ему, правда, ни разу не удалось запустить каток, но зато по вечерам, когда рабочие уходили, он и Герман от души крутили рычаги и рукоятки этих больших машин. Пока они играли с катками и грузовиками, все было хорошо. Неприятность получилась, когда они добрались до смоловарок. Еще теплая смола налипла на ботинки, чулки, руки и волосы. Они были грязнее свиней!

- Так нельзя идти по деревне, - решил Петер. Он предложил пойти на пруд и все смыть. Но приставшая смола не отмывалась. Ничего не получилось и когда они стали тереть грязные руки песком, споласкивая в пруде.

- Тебе хорошо, твоя бабушка слепая, - сказал Герман.

- Но она по запаху узнает, она все запахи чует, - ответил Петер.

В то время как Герману досталась от Штепутата хорошая взбучка, у Петера все обошлось благополучно. Когда он пришел домой, слепая бабушка крепко спала в кресле. Петер попытался смыть смолу теплой водой с зеленым мылом. Опять ничего не получилось, и он забрался в кровать. Мать вернулась с работы поздно, а утром ушла рано, так что заляпанные смолой руки Петера остались незамеченными и во время завтрака с бабушкой. С такими руками пошел он и в школу, только обмотал свои грязные пальцы бинтом. Все было хорошо до тех пор, пока учитель Клозе не принялся за свой любимый осмотр рук.

- Немецкие дети должны быть самыми чистыми и аккуратными. Все начинается с ногтей.

Всем положить руки на стол. Вот они выставлены на обозрение, пальцы йокенских детей - длинные, короткие, толстые. Бинт Петера сияет белизной, но на кончики пальцев его не хватило. Они были чернее преисподней, особенно на фоне белого бинта. Учитель Клозе не мог их не заметить и просто рассвирепел! Он не остыл даже после пяти ударов тростью. Он кричал о саботаже дорожного строительства, сказал, что добьется, чтобы в дальнейшем возле машин была охрана и стреляла на месте каждого, кто осмелится играть с катками и смоловарками.

Сейчас, много лет спустя, можно сказать, что эти колотушки в маленькой деревенской школе имели всемирно-историческое значение. Тогда этого никто не знал, да и сейчас никто не знает. Но если бы Клозе не разбушевался, Герман и Петер продолжали бы играть с катками и смоловарками и машины пришлось бы ремонтировать. Дорога на восток не была бы готова к сроку. Развертывание немецких войск затянулось бы. Просто невозможно себе представить, каким путем пошла бы мировая история, окажись у Петера бинт пошире, чтобы скрыть измазанные смолой ногти.

Того, что помнил о школе подмастерье Хайнрих, хватило бы, чтобы привести в трепет целый мазурский округ. Вытянутые уши, вырванные волосы, стояние часами в углу - эти мучения были еще из самых легких. Да и дядя Франц забавлялся, рассказывая Герману о школе. Через день порка. Сидеть не двигаясь, пока зад не заболит. Марте стоило большого труда сгладить впечатление от этих россказней.

Так наступил день, когда учитель Клозе, широко расставив ноги, стоял на школьной лестнице и знакомился с будущими первоклассниками. Герман держался за руку матери. Клозе снисходительно посматривал на беснующихся орущих детей. В школе большая перемена. Петер радовался, что дошла очередь и до Германа: кончилась полная свобода.

- Как тебя зовут? - спросил учитель Клозе маленького Штепутата. Этот вопрос взрослые всегда задают, когда им ничего лучшего не приходит в голову. В Йокенен все знают, кого как зовут. Почему бы ему не спросить, сколько будет пять и пять или где родился фюрер?

Герман ничего не ответил. Он смотрел на живот Клозе, раздувавшийся на уровне его глаз.

- Тебя зовут Михель? - продолжал разговор Клозе.

Нет, это уж слишком! Герман вырвал свою руку из руки матери, бросился к двери, оттолкнул какую-то девочку, выскочил на свободу. Перепуганный Клозе снял очки, поспешил за ним следом, остановился в растерянности на школьном дворе. Он не придумал ничего лучшего, как послать больших мальчиков в погоню за беглецом. Но Герман уже добрался до пруда, оставил между собой и преследователями заросли ивы и исчез в желтом лесу тростника. В полной тишине он подошел к старому лебединому гнезду. Здесь он был в безопасности, это место знал только Петер. Герман опустил руки в ледяную воду. Как может ненормальный Клозе спрашивать вещи, которые он уже знает? Разве это правильно? Для этого и нужно учиться? Герман смотрел, как утки и лысухи носят веточки и солому для своих гнезд. Им хорошо. Нету Клозе с глупыми вопросами. Только тростник и вода. Правда, осенью их будут стрелять. Ну, людей тоже стреляют. И даже круглый год. Так что не известно, кому лучше.

Мальчики из восьмого класса протопали мимо лебединого гнезда. Они не очень торопились, сделали себе из этой погони приятную прогулку вокруг йокенского пруда. Они даже остановились под одним большим кустом, свернули из сухих цветов клевера самокрутки и курили, пока не потемнело в глазах.

Герман лежал на спине и смотрел, как цапли выписывают круги над прудом. Забежавший песочник оказался поблизости, ударил острым клювом по трухлявому стеблю. Прилетел и щегол. В усадьбе пробил обеденный колокол. Это камергер Микотайт стучал молотком по лемеху плуга. Двенадцать ударов. Герман попробовал молодые ростки камыша, они были сладкие и водянистые на вкус. Почему Клозе не стал солдатом? Потому что у него слишком большой живот? Как только фюрер это допускает!