Анна Коркеакиви - Нежданный гость

Матильда фыркнула и принялась завязывать фартук.

— Мадам, здесь Джеймс, — произнесла Амели, протягивая ей трубку.

— Вот как! — Она взяла трубку, не забыв улыбнуться домоправительнице. — Приятный сюрприз. Спасибо, Амели. Я поговорю из спальни.

Она вернулась по длинному коридору в спальню, закрыла дверь и присела на краешек кровати, ощущая щекой твердую прохладу трубки. С Джейми все так непросто. Что-то у него определенно не складывается в этой школе. При этом непрошеное вмешательство родителей его страшно раздражает.

— Джейми?

— Меня зовут Джеймс, — раздалось в трубке после недолгого молчания.

— Ну хорошо, Джеймс. Все в порядке?

«Только бы все кости были целы, — подумала она. — И школьное имущество тоже».

— Еще как, мам. Сегодня утром в Ираке погибло двести тысяч. Зато в Лондоне на этой неделе выпало всего семь сантиметров осадков.

Она переложила трубку в другую руку и нахмурилась:

— Двести тысяч? Ты не преувеличиваешь?

— Ну ладно, две. Какая разница?

— Думаю, для остальных ста девяноста восьми тысяч разница есть. Но я тебя понимаю. Даже один — это непозволительно много. Значит, вот в чем дело? Опять кошмары мучат?

Его голос так близко, словно он звонит с улицы рядом с домом.

— Ну, ма-ам, — тяжело вздохнул он, — перестань. Лучше б я тебе не говорил.

— Не волнуйся, Джейми, я никому не скажу.

— А папе сказала?

— Нет. Так ты поэтому звонишь? — В другом конце квартиры раздался звонок в дверь. Доставка; опять голос Амели, потом незнакомый мужской голос. Она взглянула на часы. Должно быть, вино привезли.

Она не расслышала ответа Джейми.

— Слушай, кто-нибудь звонил? — продолжал он.

— Откуда?

— Ну не знаю… откуда-нибудь.

— Ох, Джейми. У нас тут сегодня трудный день. Так что лучше скажи сразу: ты опять что-то натворил?

Молчание в трубке.

— Джейми?

— Забудь.

Она вдруг испугалась:

— Прости, я не хотела. Что у тебя случилось?

— Я же тебе сказал.

Она настороженно выпрямилась. Несколько дней назад Джейми попросил у нее разрешения написать директору от ее имени, чтобы его после занятий пускали в химическую лабораторию. Они с приятелем Робби должны были выполнить какое-то домашнее задание. «Я сама напишу в школу», — пообещала она, но он запротестовал: «Ma, это же такая мелочь. Просто скажи мне пароль для входа в ваш с папой аккаунт. А то мне придется сообщать тебе, когда и сколько раз мы туда ходим и все такое». Потом она долго не могла отделаться от подозрения: с каких это пор Джейми так серьезно относится к домашним заданиям?

— Так повтори.

Ее сын так раскричался, что ей пришлось чуть отодвинуть трубку от уха.

— Слушай, — клокотал он, — я просто хотел сказать: что бы они тебе ни наговорили, нельзя во всем винить одного человека! Это неправильно!

Она намотала на палец прядь волос, потянула книзу:

— Послушай, сынок…

— Мне пора, мам. Я просто хотел, чтобы ты узнала от меня. Лучше, чем от них. — Голос Джейми дрогнул. — Я хотел сказать, меня… Мне придется уехать домой.

«Боже мой, — подумала она, — так вот в чем дело. Его отстранили от занятий».

— Джейми…

— Все, мне пора, пока. — И он повесил трубку.

Она не сразу нажала кнопку отбоя, словно в трубке осталась частичка ее младшего сына, который чего-то недоговорил. Она не без колебаний согласилась отправить Джейми в интернат. Их старший сын Питер уже два года учился в Шотландии, в Витас-колледже, который в свое время окончил Эдвард, и уверял, что ему там нравится, но Джейми за спиной отца называл Витас «Вритасом».

— Я знаю, тебе было хорошо в Витасе, — заметила она, когда Эдвард в первый раз предложил Витас прошлой зимой, — и Питер тоже доволен. Но Джейми — не Питер. В Эдинбурге зимой световой день всего семь часов, а в Витасе еще эти пиджаки в малиновую полоску. И волынки…

Эдвард сжал перед собой руки — знак того, что готов уступить. Заметив его жест, Клэр с трудом сдержала улыбку и на мгновение обрадовалась: Джейми останется в Международной школе в Париже и еще год проведет дома.

— Хорошо, — сказал Эдвард, — я думал, ему будет легче рядом со старшим братом. Пусть не Витас — но ему все равно придется менять школу. Мы скоро уезжаем из Парижа, а в последние годы перед университетом образование не должно прерываться. Кроме того… — он помолчал и протянул руку к номеру «Гардиан», — в британской школе все-таки безопаснее. Закрытая территория, строгий надзор… Не дело, чтобы сын дипломата разгуливал с рюкзаком за спиной по седьмому арондисману, в самом центре Парижа.

И тогда она предложила Барроу, потому что школа находилась в Лондоне, недалеко от аэропорта, и туда только что отправили друга Джейми с вашингтонских лет Робби Меривезера (его отца, сотрудника Всемирного банка, перевели в Джакарту). Она попросила отца Робби написать для Джейми рекомендательное письмо, а когда сына приняли, устроила так, что мальчиков поместили в одной комнате.

Однако, несмотря на воссоединение с Робби и на то, что от Лондона до Парижа всего час лету, Джейми скучал по дому. По дому ? А где у него дом? Едва ли в Париже. Джейми родился, когда они жили в Каире, но этот город ни для кого из них не стал домом. Думая о двух каирских годах, Клэр не столько вспоминала Каир, сколько заново всем телом переживала свое пребывание там: тяжесть огромного живота, потом тяжесть Джейми на руках, когда она расхаживала с ним по квартире, стараясь успокоить. Глаза няньки, которые та прикрывала тяжелыми веками каждый раз, когда Клэр передавала ей ребенка; свистящий звук, с которым нянька втягивала воздух в щербинку между передними зубами. Палящее солнце на улице, обжигающее шею и плечи; въевшийся в воздух запах мяты, чая и экскрементов; надрывные автомобильные гудки, надсадные крики. И другие, причинявшие неменьшую боль звуки в священном оазисе их квартиры: телефонные звонки с последними новостями о войне в Персидском заливе, пронзительная тишина умолчаний и разговоров украдкой и ни на минуту не смолкавший плач ребенка. В первые полгода своей жизни Джеймс безостановочно плакал, сжав крохотные кулачки, будто вел какую-то собственную войну. Другие дипломатические жены спрашивали ее, почему она не поехала рожать на родину — свою или Эдварда. Выйдя замуж за британского дипломата, Клэр сохранила свое американское гражданство.

«Он не по дому скучает, а по поблажкам, которые с такой щедростью делала ему добросердечная мамочка», — внес поправку Эдвард, когда она в последний раз пыталась поговорить с ним о том, как трудно Джейми в Барроу. Подчеркнутое терпение, с которым он это произнес, больно задело ее.

Лучше бы они отправили Джейми в Витас. По крайней мере, там за ним присмотрел бы Питер. На Питера, как и на его отца, можно положиться. Если Эдварда все-таки переведут в Дублин, она будет чаще бывать в лондонской квартире и Джейми сможет приезжать к ней на выходные. Уж она-то ему поможет.