Юхан Борген - Избранные новеллы

- Но откуда ты знал, что я?.. Ты же спал, и тогда я пошла...

- Я не знал, - ответил он, - я догадался...

- Вечно ты обо всем догадываешься. А сейчас?

- А сейчас я догадался, что девушка, которую я хорошо знаю, размечталась о своем детстве и вновь превратилась в девочку, которую мне знать не довелось, - сказал он. - Ты озябла. Пойдем!

- Нет, нет! - вскричала она, дрожа от холода. - Угадывай дальше! Расскажи, что еще ты угадал!

- Девушка посмотрела на своего спящего друга, и он показался ей вдруг чужим. Потому что она уже спешила к своим владениям и хотела навестить их одна, без него.

- Еще! Еще! - простонала она. Теперь ее попросту бил озноб - потому, что его тепло заполнило ее всю.

- Девушка даже не стала надевать туфель, а вышла из дома босая.

- Дальше! - прошептала она. - И куда же она пошла?

- Она сошла вниз по крутой тропинке к папоротникам, куда я не пустил ее утром. Она сошла туда, чтобы испытать страх.

- И было ей страшно? Скажи - было?

- Наверно, было немножко страшно, как она того и желала. А потом она повернулась спиной к воде и лицом к дому, смотрела на него и думала, как покойно ей было когда-то оттого, что люди, жившие в этом доме, не ведали о ее тайных прогулках. И потому ей было покойно - тогда.

Сквозь тонкую ткань она ощущала все его тело.

- Дальше! - прошептала она. - О чем еще догадался ты? Что подумал?

- Я догадался, что она... вдруг утратила это чувство покоя. Потому что мужчина, который теперь спал в доме...

- Дальше! Дальше!

- Мужчина этот был чужим в ее детстве. И он слишком хорошо знал ее и угадывал каждый ее шаг. И это показалось ей посягательством на ее душу словно у нее уже не осталось ничего своего.

Она зашептала:

- И куда же она пошла? Что еще угадал ты, милый?

- Я угадал, что она спустилась к "озеру водяных лилий", и там ее одолела тоска...

- О чем затосковала она? Говори!

- Право, не знаю. Наверно, ей хотелось, чтобы все было в точности как тогда. Не знаю.

- И что же? Вышло все, как ей хотелось?

Он мягко отстранил ее от себя, нарушив нестерпимую близость тел; казалось, только спокойствие может приглушить ее страх.

- Все уже не могло быть как прежде, - сказал он. - Деревья - и те выросли.

- Да! Говори еще!

- Деревья выросли. А на воде не было водяных лилий. Короче, прошло тринадцать лет. Из озера уже не слышались ей прежние слова.

- Какие слова? Из озера?

- Такие слова, какие слышатся человеку в детстве и потом кажутся ему нелепыми, а поздней, спустя много лет, они вновь обретают смысл. Когда все уже переменится.

- И как же, переменилось все? - спросила она, вздрагивая от волнения.

- Все переменилось. Может, это и разочаровало ее: ей так хотелось, чтобы все было как прежде.

Теперь она совсем согрелась. Ночь была тихая-тихая. Отступив назад, она оглядела его в свете луны.

- Ты непременно хочешь остаться в этом смешном наряде? - спросила она, улыбаясь.

- Нет, - сказал он и сбросил его на траву. - А ты?

- И я нет, - сказала она. - Теперь не надо больше угадывать.

Прогулки их становились раз от разу длиннее. Стояли светлые сентябрьские дни с отблеском лета в воде и на листьях, но с осенней терпкостью запахов, которая говорила: сейчас - или никогда.

Они взбирались на горы, и он восхищался, глядя, как уверенно она ставит ноги, ни разу не оступись. И он восхищался тем, что она никогда не вздыхала: ах, какой прекрасный отсюда вид! Не знала она и названий озер, открывавшихся им с горных вершин, и не знала, на какой высоте от уровня моря расположены дальние горы и как они называются. Однажды, еще в городе, стараясь объяснить ему, где находится ее дом, она так рассказала об этом:

- Сначала надо подняться к хутору, он лежит на пути к нашей усадьбе, и мы там берем молоко. Потом мы взбираемся в гору, а затем спускаемся вниз: здесь холм, почти совсем пологий, и луг, весь в самых разных цветах. Вот там-то и стоит наш дом.

И он ответил ей:

- Какое подробное описание! Теперь мне уже не понадобится ни компас, ни карта...

Но тогда она лишь смерила его строгим взглядом. Она не терпела шуток над своим родным домом.

- Я сама отыщу дом, - сказала она. И снова рассказывала и рассказывала ему про детство; как выходила из дома по ночам и бегала к тем двум озерцам: одно было узкое, длинное, а другое - почти совсем круглое и полное водяных лилий; ей казалось, будто она одна на белом свете, и думать так было покойно, легко, оттого что близкие ее спали в доме. И теперь ей легко было рассказывать ему об этом.

И тогда он тоже погасил улыбку и тихо сказал:

- Я хочу познакомиться с девочкой, что когда-то жила в этом доме. Я пойду с тобой туда и помогу вызвать ее из детства.

Спускаясь к дому, они отходили друг от друга все дальше и дальше. Это была игра, и каждый знал, что и другой играет в нее: будто они пришли сюда не вдвоем, а вот-вот случайно встретятся где-то в лесу или на лугу, окаймленном белыми стволами деревьев. Будто они никогда прежде не видались, но, встретившись, в озарении поняли, что отныне всегда будут вместе.

Она намного обогнала его, и он знал: когда они стояли на вершине горы и смотрели сверху на дом, она вспомнила, как описывала ему там, в городе, здешний край и что он ответил ей. И когда он вышел на луг в хороводе белых стволов, она сама уже шла ему навстречу, словно просто гуляла в лесу и случайно столкнулась с ним. И оттого, что он принял ее игру, она преисполнилась радости и сказала:

- Теперь ты вызвал меня из детства, теперь я твоя.

Он хотел поблагодарить ее, но у него не нашлось слов. Может, он заметил, что то был с ее стороны лишь порыв... Девочка из прошлого, которую он так ждал, еще не вернулась к ним. Но сладостная тревога ширилась и росла в душе предощущением высшего накала чувств.

- И потому мы сейчас уедем отсюда, - сказала она.

- Уедем?!

- Потому что теперь это наш дом, - перебила его она. - Теперь это всего лишь наш дом, по которому мы отныне можем скучать...

Сейчас он уже не мог отгадать ее мысли, не был уверен, что в истоке их - радость.

- Ты чем-то огорчена? - спросил он. - Мы ведь приехали сюда побыть вдвоем и воскресить твое детство.

- Спасибо тебе за все, - сказала она. - Но теперь ты и детство мое взял себе.

В ее голосе сквозила печаль. Он по-прежнему не мог ее понять. Постоял, огляделся. Тропинка, что вилась впереди, вдруг показалась ему чужой. Между стволами деревьев просвечивал дом, глядел на них серой, тусклой стеной. Теперь он снова увидел его таким, как в тот первый вечер, когда они сюда пришли, - бревенчатый дом, ничем не примечательный, просто иной, чем думалось раньше. Все эти недели он был их домом. Теперь же вновь превратился в обыкновенную дачу, каких много в лесу. Сейчас они вдвоем шагали к нему. Игра кончилась.

Вернувшись, они начали убирать комнату. Она отнесла постельное белье на балку под крышей: спокойно, не боясь оступиться, сбегала на чердак. Он опорожнил ведра и расставил их кверху дном, развесил на стенах по местам кастрюли.