Юхан Борген - Маленький лорд (Трилогия о маленьком лорде - 1)

- Я знаю, - ответил он,

- Знаешь? Откуда?

- Я просто сообразил.

Что-то сверкнуло в ее глазах - грубоватое дружелюбие, напомнившее ему выражение, какое было в ее взгляде, когда она плыла за мерланами в лучах заката.

- Вон что! - сказала она. - Стало быть, ты смотришь да наматываешь себе на ус!

- Да.

Вилфред растерял всю свою изворотливость. Впрочем, ему даже и не хотелось выдумывать, представляться. Он стоял точно в трансе.

- Так вы и живете, фру Фрисаксен? - наконец выговорил он.

- Как так? - Она постояла, вглядываясь в него. - Ты спрашиваешь, все ли тут мое хозяйство? Ну да, сынок, все, с тех пор как умер Фрисаксен.

Он подумал: "Вот тут бы ей самое время вздохнуть, уж мои бы обязательно вздохнули".

- А давно он умер? - спросил Вилфред.

- Осенью будет пятнадцать лет.

Вилфред наслаждался ее непритворной суровостью.

- И никто никогда не навещает вас, фру Фрисаксен? А вдруг вы заболеете?

- Хочешь сказать - а вдруг я помру? Пожалуй, пройдет недели четыре, а то и пять, пока кто-нибудь заметит.

Он подумал: "Я хочу, чтобы она предложила мне сесть. Я должен ей понравиться".

- Я замечу, фру Фрисаксен, - сказал он. - Я сразу замечу, если не увижу вашей лодки.

- Полно, - быстро сказала фру Фрисаксен. - Одно дело замечать, что ты здесь, а другое не замечать, когда тебя нет.

Он рассердился, потому что она была права.

- А я замечу! - повторил он.

- Ну что ж, тебе видней.

Он вдруг сообразил, что они спорят на довольно неподходящую тему. Чего ради он привязался к бедной женщине?

- Извините,- сказал он и повернулся к двери, чтобы уйти. На стене прямо против окна висела фотография, прикрепленная кнопкой. Молодой человек, почти мальчик, в матросской форме на фоне вывески кафе, и на заднем плане по тротуару идут три женщины и мужчина. Вилфред демонстративно остановился, может, сейчас что-то объяснится.

- Это Португалия,- сказал он.

Она сняла фотографию со стены и поглядела на ее обратную сторону.

- Откуда ты узнал? - В ее прищуренных глазах теперь светилось откровенное добродушие.

- Я не узнал, а догадался, я видел женщин в таких головных уборах на картинках Опорто.

- О-пор-то, - медленно, по складам произнесла она, отстранив фотографию как можно дальше в вытянутой руке. - Правильно, угадал. Это мой сын, Биргер. Давненько оно было.

- Я вижу.

- Видишь? - Теперь она и вправду была удивлена. - Откуда ж ты это видишь?

- А тут написано: тысяча девятьсот десятый год, рядом с "Опорто". Значит, два года назад.

- Подумать только, два года... - сказала она, опустив руку, в которой держала фотографию. - Неужто так давно?

- А где он теперь?

- С тех пор я не имела о нем вестей. Тогда он плавал юнгой.

Два шага до двери казались Вилфреду огромным пространством. Он просто представить себе не мог, как одолеет их.

- Это для вас большое горе, фру Фрисаксен! - сказал он. Проклятые слезы! Они подступили к глазам по старой привычке, по привычке притворяться в тех случаях, когда он считал, что уместно прослезиться.

Она смотрела на него в упор - узкие губы вдруг ожили, чуть дрогнув, и слегка запали, "точно простроченный с изнанки шов", подумал Вилфред, чтобы подавить слезы.

- Ну что ж, до свидания, фру Фрисаксен, - сказал он, протянув ей руку. Она коротко ответила на его пожатие. Ее рука на ощупь была жесткой, как коряга. Он быстро вышел, бесшумно прикрыв за собою дверь. Потом медленно, точно в бреду, двинулся прочь. Низенький домик садовника плавал перед ним в какой-то дымке, оранжереи парили над равниной, точно мираж. Ему надо было куда-то скрыться, чтобы дать волю слезам. Но он не соображал, куда идет, и просто медленно плелся куда глаза глядят. С фьорда низко над землей пролетела морская птица. "К дождю", - подумал он.

Услышав шаги за спиной, он быстро обернулся - это была фру Фрисаксен. Она держала в руке какой-то предмет - стеклянное яйцо.

- Я подумала, может, тебе пригодится, - сказала она задыхаясь и протянула ему яйцо. - Он его очень любил, Биргер.

Проклятые слезы - скрывать их было поздно. Он стоял, сжимая в руке стеклянную игрушку, и не сдерживал слез. Женщина стояла прямо перед ним в колючей траве - только тут он заметил, что она ниже его ростом. И в то же мгновение он перестал стесняться своих слез, которых не должен был видеть ни один человек на свете. В присутствии фру Фрисаксен такие вещи вдруг теряли значение.

Все это продолжалось какую-нибудь минуту, потом она повернулась и пошла; глаза ее были сухи, и вся она была какая-то высохшая. Она затрусила к своему дому, что-то бормоча себе под нос, именно не бежала, не шла, а трусила мелкими шажками. Он обратил внимание, что на ногах у нее не ботинки, а толстые носки, обмотанные бечевкой.

- Спасибо! - крикнул он как во сне. Голос ему изменил, звука не получилось. Он сделал несколько шагов ей вдогонку. Но она уже скрылась за дверью дома. Будто ее и не бывало.

Вилфред стоял, сжимая в руке стеклянное яйцо и все еще не смея взглянуть на него. Ему опять казалось, что какие-то существа вокруг него видят его насквозь. Рак без панциря. Равнодушный взгляд фру Фрисаксен сменился взглядом отовсюду, громадным зрачком, и Вилфред оказался внутри этого огромного, всевидящего зрачка, которому он был открыт со всех сторон. Вилфред поднял руки над головой, чтобы заслониться от него. Но тот не исчезал. Так он и шел, подняв руки, но глаз глядел со всех сторон. Вилфред шел, все ускоряя шаг, потом пустился бегом, сжимая в поднятом кверху кулаке чудесное гладкое яйцо; он бежал по равнине, через болото, к скалам, где было темно и холодно. Рук он не опускал, спортивные тапочки мало-помалу промокли. Над равниной носились чайки, они описывали вокруг беглеца низкие круги, вились над его головой, следуя за ним, точно враждебная туча, но, впрочем, не трогали ого, а просто не отставали ни на шаг, и они со своими пронзительными криками и гоготаньем тоже составляли как бы часть всевидящего ока, пока все окружающее пространство не превратилось в огромный белый глаз, уставившийся на него в упор.

Нырнув под скалистый навес, он бросился ничком на землю и перевел дух. Так он лежал долго. Здесь было что-то вроде пещеры, куда всевидящий глаз не мог заглянуть. Теперь Вилфред вытащил стеклянное яйцо, которое прикрывал своим телом, и поднес его к мутному свету, проникавшему из отверстия. Внутри яйца был маленький белый домик, домик из сказки. Вилфред встряхнул яйцо, и оно все заполнилось снегом. В сплошном снегопаде стоял домик внутри яйца маленький самостоятельный мир, защищенный снегом и оболочкой яйца. Мир в снегу. Вилфред подождал, пока снегопад улегся, и снова легонько встряхнул яйцо. Снегопад начался снова. Точно загипнотизированный, смотрел Вилфред на яйцо. Погибший юнга Биргер... А может, он плавает себе по морям и у него просто нет открытки, чтобы послать матери? Может, он тоже укрылся в мире, который принадлежит ему одному и куда он не хочет впустить никого другого, а прежде таким принадлежащим ему одному миром было стеклянное яйцо с чудом снегопада, которым он любовался в долгие темные осенние вечера при свете керосиновой лампы в домике на берегу залива, когда смотритель маяка приводил в порядок запутавшиеся сети, в которые он под конец попал сам. Говорят ведь, что его тело нашли в сетях, в которых он запутался, точно рыба. Откуда-то издалека отсутствующая душа Биргера слышала материнский зов, голос всех матерей - они зовут и зовут сыновей в тоске, которая заставляет тех уходить все дальше. Разве сам Вилфред не слышит эти голоса? Даже сейчас. А может, это музыка: напевающий Моцарт, напевающий, напевающий, бесконечная филигрань звуков... Да нет, ведь это дождь. Это дождь шуршит у входа в пещеру, где притаился Вилфред. Наконец-то он начался, живительный летний дождь, слезы громадного глаза, окружившего Вилфреда со всех сторон.