Юхан Борген - Слова, живущие во времени (Статьи и эссе)

В связи со всем этим хочется еще упомянуть переиздание более раннего варианта автобиографии, сопоставление с которым "Сказки моей жизни" может быть удивительно плодотворным. Я имею в виду "Автобиографию", явившуюся в некотором роде прелюдией к "Сказке моей жизни"; мэтр Андерсен написал свою первую автобиографию, когда ему было всего двадцать семь лет. Он жаждал поведать миру о том удивительном, что ему довелось пережить, ведь как никто другой он осознавал быстротечность жизни. Нас не просто поражает стилистическое мастерство Андерсена. Нас поражает репортерская точность описаний.

Двадцатисемилетний молодой человек отправляется в свое первое путешествие. И записывает все свои впечатления. Например, сцену казни семнадцатилетней девушки и двух молодых людей. Нет, юный Андерсен был не таким уж нежным и застенчивым. Жаждал ли он сенсации? Отнюдь. Приводимое им на двух страницах описание казни - это объективный журналистский репортаж, достоверное реалистическое описание, быть может, с некоторым налетом романтического. Андерсен оставил нам и портрет ректора своей школы Мейслинга, долгие годы преследовавшего и мучившего своего ученика, а также и свой автопортрет, очерченный яркими штрихами: юный Андерсен, неуверенный в себе, стеснительный, но одержимый жаждой знаний. Он хотел закончить школу, это стоило ему унижений, голода, слез. Рукопись автобиографии почти целый век ждала своего часа, пока Ханс Брикс не обнаружил и не опубликовал ее. И вот перед нами эта книга со столь исчерпывающими комментариями, в которые очень стоит заглянуть читателю, он узнает столько нового.

Итак, снова год Андерсена. На нас устремляется поток печатных материалов, переиздания произведений писателя и работы о нем. А также и эти мои строки, которые стремятся пробудить новый интерес к Андерсену.

1975

III

ИСКУССТВО В РАТУШЕ ОСЛО

Как только в 1938 году были опубликованы планы декоративного убранства городской ратуши Осло, сразу же поднялась первая волна недовольства. Повсюду обсуждался вопрос: правомерно ли доверять оформление такого здания одному поколению? А почему бы отдельным крупным дарованиям, которые, повинуясь непреложному закону жизни, спустя отведенный им срок уйдут от нас навсегда, не поручить бы выполнение некоторых конкретных работ? А остальное пусть ждет появления новых талантов - родственных или даже антагонистических ушедшим. И как могло бы замечательно получиться - декоративная отделка здания могла бы служить бесконечным памятником норвежского искусства на многие века. Куда торопиться?

Прелесть подобных дискуссий в том и заключается, что тянуться они могут бесконечно... до второго пришествия.

Но ясно и другое. Когда рассеется хмель торжеств по поводу открытия новой ратуши и декоративное убранство будет в общих чертах закончено и размещено, обсуждение этой темы по обычаю нашей страны разгорится с новой силой. Хотелось бы и нам внести свою лепту - предварить описание интерьера ратуши некоторыми собственными замечаниями.

Вероятно, без случайности, или по крайней мере элемента случайности, в принятой схеме отделки здания не обошлось. Это чувствуется даже в самом выборе тем и сюжетов. Разве не проще было бы их распределить согласно четкой схеме: что-то взять из этой эпохи, что-то из той, где-то отдать дань традиции, в чем-то обязательно продемонстрировать творческие силы нации, ну и, разумеется, не забыть об идеалах и народной мечте, естественно воплощенной в художественной форме и устремленной в будущее. Потом распределить роли - кто из художников будет делать то, а кто - это. Пожалуй, именно так вопрос решался бы в любой другой стране. Но только не у нас.

У нас было, можно сказать, наоборот. Появилась ратуша - здание, которое, понятно, не один день строилось. Зато дебаты и бесконечные переделки плана ее постройки тянулись куда дольше - лет двадцать, вплоть до того незабываемого утра, когда Давид Кнудсен, в визитке, стоя на импровизированной трибуне, зажатой со всех сторон грязно-желтыми стенами домов, непригодных для жилья, читал бессмертную кантату Улафа Бюлля. Потрясенные домохозяйки свешивались из окон, забыв про стряпню. Запах жареной сельди рвался наружу и растворялся в романтических настроениях, принесенных из гавани весенним ветерком.

Возник вопрос: а разве круг тем, ждущих своего решения, не будет ограничен определенными временными рамками, не будет служить выражению духа времени - того времени, когда здание было построено, - его идей, представлений? Значит, 30-х годов. Волна пессимизма захлестнула искусство, художники бежали от действительности. Но именно в это время наши лучшие скульпторы пришли к собственному пониманию и смысла жизни, и задач художественного творчества. И значит, отчасти они понимали, куда идет человечество. Тогда и возникли планы отдельных крупных работ. Некоторые из них были тогда же реализованы.

Затем произошло событие, значительность которого была оценена не сразу и не всеми. Война и фашистская оккупация перевернули все человеческие души. Вернее, те, что были человеческими. Это время оставило свой поразительно яркий след в оформлении ратуши - крупнейшем деянии наших художников. В форме художественного репортажа с места событий? В общем-то, нет. В форме патриотических манифестаций, рожденных эмоциями - столь естественными для того времени? Едва ли. В какой же тогда? Главной темой в работах норвежских художников стало торжество жизни. Первые его ощущения, правда, зародились уже давно. Но теперь, после войны, появились стимулы сильнее, чем голые теоретические рассуждения. Основные работы по декоративному убранству ратуши были выполнены под влиянием активного, созвучного эпохе, исторического мышления. Но узости взгляда, ограниченного суетой сиюминутности, удалось избежать, хотя у нас были все основания этого опасаться.

Большая часть работ по оформлению интерьера ратуши проникнута мироощущением, не связанным, казалось бы, определенными временными рамками. Но тем не менее именно время, когда шла война, пробудило творческую энергию художников и отразилось в их работах - болью, страданием, но без тени смирения, радостью борьбы и осознанием своих целей, но без громких слов и ура-патриотических литавр.

Переходя от стены к стене, разглядывая изображенные на них человеческие судьбы с их страданиями и устремлениями, мы замечаем, как постепенно из замысловатой вязи фигур начинает проступать лейтмотив всей композиции: все в жизни не случайно.

И по мере того, как мы идем дальше и осознаем все многообразие мотивов, от первого знакомства с которыми перехватывает дыхание и замирает сердце, мы начинаем различать все отчетливее как бы ветвь, вырастающую из этого ствола: страдание тоже не случайно, и ничто не проходит бесследно, ни одни родовые схватки, и ни один неоплаченный счет, и ни один неверный шаг, и ни одна одержанная в жизни победа - и ни одна человеческая жизнь. Потому что это жизнь человека. А детали не так уж важны - боль, страдания, одиночество, потому что за ними порой открывается большое и героическое. Но главное не в этом. Главное, что этой жизнью живет народ. Живем мы.