Юхан Борген - Темные источники (Трилогия о маленьком лорде - 2)

- Я тебя поймал.

- Верно, поймал. А теперь давай искупаемся.

Отец сорвал одежду с разгоряченного тела. На белой коже темнели островки волос. Он зашлепал от каменистого берега по воде, потом поплыл, потом повернулся в воде и пошел к берегу.

- Теперь ты!

Мальчик снял рубашонку и штанишки, аккуратно сложил их, потом стянул с себя чулки и башмаки. И, дрожа, застыл на берегу темного озерца.

- Смелей! Папа тебя подхватит.

Мальчик вступил в воду и, когда она дошла ему до бедер, захныкал.

- Папа тебя подхватит! - В голосе нотка нетерпения.

Еще два осторожных шага, вода поднялась выше пупка...

- Не бойся, ложись на воду, папа тебя подхватит!

...Глаза зажмурены, колени ватные, будь что будет - только не смотреть. Но в то же мгновение отец сгреб его в охапку: и вот - вокруг ни души, а они обхватили друг друга, словно дурачась в игре у костра на празднике Ивановой ночи. Ледяной холод проникает до самого сердца, еще секунда - и оно остановится. Но вот они уже опять на берегу.

- А теперь побегаем, чтобы согреться!

И они бегают по берегу, там, где трава и меньше колет ноги, - высокий мужчина с загорелым лицом и белым телом и мальчик, худенький, бледный, с длинными локонами, которые влажно шлепают его по щекам и свисают до самых плеч.

- Молодец! Теперь одеваться...

Отец закурил сигару. Голубой дымок туманом поплыл между стволами, и все стало сказочным и прекрасным, почти как на большом ковре, который висит дома на стене, хотя там люди и олени и никто не курит сигары.

Отец взял мальчика за руку. Идти обратно, туда, где накрыта скатерть, хочется долго-долго - такая красивая эта тропинка, она поблескивает золотом, и между стволами стрелки света.

- Господи, где вы пропадали?

- Купались в озере.

- И Маленький Лорд тоже? - В голосе ужас.

- А почему бы нет? - Мужчина снова присел на корточки. - Ты купался с папой?

Мальчик кивает.

- Что он говорит?

- Что купался с папой. Господи, мальчик повторяет "мама" сто раз на дню...

Теперь засмеялись те, кто сидел вокруг скатерти. Мужчина тоже подсел к ним и шаловливо схватил с блюда красного омара. Где-то, по другую сторону скатерти, не то легкий вздох, не то возглас:

- Не бери его!

Отец положил омара на место.

- Ты облюбовал его для себя?

- Нет, но он так красиво лежит. Это красное пятно...

Все опять засмеялись. Всегда кто-нибудь должен смеяться. Схватив другого омара, отец оторвал одну клешню и положил обратно на блюдо.

- Ну вот, теперь у тебя и здесь сохранится красное пятно! Прозрачный, как тень, белолицый человек по другую сторону скатерти, тот, кому принадлежит голос, - дядя Рене...

А правда, похоже на большой гобелен у них дома, хотя там олени. Впереди олень и двое мужчин, в коротких штанах и с перьями на шляпах, и две дамы, а сзади, среди деревьев, тоже олень, он бежит, и собаки тоже бегут между деревьями, и в ту сторону, и в другую, до самой глубины. А совсем в глубине река с мостиком, и маленький домик, и ветряная мельница с четырьмя крыльями, а над ней облака. А за ними маленькая-маленькая, такая, что почти и не разглядишь, еще одна опушка леса с крошечными оленями и собаками не больше булавочной головки, и все бегут, бегут, несутся стремглав в самой глубине картины...

Дядя Рене светлой тенью в самой глубине картины - голос, рука с белыми пальцами, играющими в воздухе, а рядом с ним в голубом шелке принцесса под вуалью - тетя Шарлотта. Юбки шуршат и поют, когда она встает. На голове у нее шляпа с цветником из роз, а еще выше арка солнечного зонтика и по краю арки узенькая полоска прозрачного тюля. Дама с гобелена. И мать, ее голос: "Мальчику не может пойти на пользу купанье в холодной воде..."

Веселый смех отца, сидящего со стаканом вина в луче солнца. "А почему бы нет?" Голос такой, будто это "почему бы нет" относится ко всему - к лишнему стакану вина, к оливкам, к сигаре. "Почему бы нет?" И короткий смешок, на который возражать бесполезно... И в ответ легкий смех матери, всегда готовой уступить.

А в отдалении, за рамкой картины, - мерный храп кучера Олсена в тени ландо; шляпа надвинута на нос так, что кажется, будто густые усы растут прямо из нее. В траве валяется пустая бутылка из-под пива. Кнут лениво отдыхает на козлах, оглобли прислонены к склону холма. А в глубине между стволами гнедые лошади, и над их блестящими спинами роятся мухи.

- Олсен, не хотите ли закусить?

Кучер проснулся с зычным всхрапом, положившим конец его скитаниям по градам и весям, встрепенулся, снял шляпу, почистил ее рукавом куртки.

- Благодарствуйте...

- Да сбросьте вы куртку, Олсен. Жарища сегодня такая... Олсен смущенно держит куртку на руке, аккуратно ставит на траву съемные манжеты, потом кладет рядом куртку подкладкой вверх.

- Как насчет омара, Олсен?

Округлившиеся глаза Олсена. Он не знает, как взяться за омара. Недоверчиво пробует белую мякоть. Красное лицо расплывается в широченной улыбке.

- Понравилось, Олсен? Стаканчик мозельского?

Олсен нерешительно косится в сторону пивных бутылок, влажных после лежанья в ручье.

- С вашего разрешения...

Громадный кулачище привычным движением хватает бутылку, подносит ко рту. Мгновение, и глазам изумленных зрителей предстает пустая бутылка.

- Ай да Олсен! Вы должны научить меня этому фокусу! - Смех и восклицания вокруг "стола". ...И вдруг серебристый звук среди тотчас умолкших голосов. Это поет тетя Шарлотта:

Я снова вижу горы и долины,

Как в дни далекой юности моей...

Серебристые звуки вьются над скатертью, над краем бездны, плывут через долину, с ее белыми усадьбами и красными службами. Звуки и краски - почти белые, светло-серые и розовые. Все размыто, никаких резких очертаний.

- Ватто.

- Что сказал мальчик? Что ты говоришь, малыш?

- Ватто...

- Малыш сказал: "Ватто". - Смех, испуг, изумленные взгляды.

Дядя Рене проворно встал, перешел на ту сторону, где стоял мальчик, прищурившись, оглядел картину.

- Право же, это просто удивительно...

И снова смех, и еще кто-то встал. Мальчик выражает недовольство: если все уйдут из картины, ничего не останется...

И все опять смеются. По очереди встают, подходят к тому месту, откуда надо смотреть, и оценивают картину. В солнечном мареве звенит серебряный голос тети Шарлотты.

- Ей-богу, ты сведешь парня с ума этим твоим искусством. Три года от роду и говорит "Ватто". - Это голос дяди Мартина, который что-то жует.

- Три с половиной, - поправляет другой голос. Это говорит мать.

- Пусть три с половиной, все равно это противоестественно. - Голос дяди Мартина, который что-то жует. Этот голос все на свете знает и еще любит долбить одно и то же. - Сказал бы хоть "Мане, завтрак на траве".

- Ничего подобного, - протестует дядя Рене,- какой же это Мане? Похоже на гобелен, искрится...