Джоанн Харрис - Земляничный вор [litres]

– Майя – подруга Розетт.

– Я тоже ее друг, – сказал Янник.

– А я знаю: ты Янник Монтур! – выпалила Майя. – Я слышала о тебе от моей Оми.

После этих слов тревога Янника не только ничуть не уменьшилась, а, напротив, усилилась. И он осторожно, тихим голосом спросил:

– Это кто?

– Оми! Она всегда все знает, – засмеялась Майя. – Она прямо как Йода. – И меня в очередной раз поразило, до чего уверенно и естественно держится эта девочка. Янник, большой и неуклюжий, с маленькими настороженно-испуганными глазками, выглядел сейчас менее взрослым, чем Майя, которая была наверняка лет на пять моложе, чем он.

– Моя Оми говорит, что твои родители хотят отнять у Розетт ее лес и продать дубы на пиломатериалы. Это правда?

Янник опасливо пожал плечами, словно говоря: Кто же может знать, что взбредет в голову моей матери?

– Но ведь ты же не позволишь им это сделать, правда? – Майя заглянула ему в глаза. – Моя Оми говорит, что они очень жадные. Нарсис оставил этот лес Розетт, и они не имеют никакого права его у нее отнимать.

Янник искоса глянул на меня, ища подсказки. Я слегка улыбнулся ему и сказал:

– Завещание было официально оформлено, и я как душеприказчик Нарсиса отвечаю за то, чтобы все было исполнено согласно его воле. Не беспокойся, Майя. Ни у кого нет абсолютно никаких шансов отнять у Розетт ее лес.

И тут я снова вспомнил о зеленой папке. До сих пор я думал о ней исключительно в собственных интересах, стремясь защитить себя самого. Но если Мишель Монтур действительно рассчитывает с помощью исповеди Нарсиса опротестовать завещание, тогда пострадают и Розетт с Вианн…

Тогда ее тем более отыскать совершенно необходимо! Вот и заставь своего нового ученика потрудиться , раздался у меня в ушах знакомый голос.

Но будет ли любви Янника к сладкой выпечке достаточно, чтобы он смог противостоять сильному характеру матери? И потом, правильно ли я поступаю, используя его слабость?

Майя с воодушевлением закивала, глядя на меня; значит, с ее стороны по крайней мере, вопрос о наследстве Розетт был закрыт.

– Ты бы как-нибудь зашел в наш магазин, – пригласила она Янника. – Я умею готовить очень вкусные самосы. Даже месье кюре сказал, что они лучшие из всех, какие он пробовал. А моя мама печет кокосовые «макарунз» и просто замечательные «бхайиз». Зашел бы к нам да попробовал!

Янник застенчиво улыбнулся.

– Спасибо, может, и зайду.

Один из мальчиков, его звали Николя, вдруг спросил, возбужденно сияя глазами:

– А правда, будто в старом цветочном магазине тату-салон открылся?

– Ну, тебе-то рано даже мечтать об этом, – сказал я. – Все вы еще слишком малы, чтобы делать себе тату.

Дети тут же загалдели – то ли от возбуждения, то ли от возмущения, – а Майя сказала:

– Та дама говорит, что тату – это haram [28] Харам ( араб. «стыд»), в шариате – запретные действия. . Но мы все равно можем туда приходить и беседовать с ней, если у нее нет клиента.

– Ты с ней разговаривала? – удивился я.

– Она к нам в магазин заходила. Мне она нравится. Ее Моргана зовут.

Не могу сказать, что я в восторге от подобных посиделок детей в тату-салоне. Да и родителям их вряд ли понравилось бы, если б они узнали, что дети там крутятся. Все-таки есть в этом салоне нечто неприятное, некая особая, таинственная замкнутость, ощущение чего-то темного – несмотря на обилие зеркал, ярких цветов и светильников. А может, такое ощущение возникает только у тех, кто чувствует себя виновным? Может, эта кажущаяся тьма вообще связана лично со мной?

Я заметил, что за стойкой появилась Вианн Роше. Пока в магазин не вошли дети, она возилась где-то в заднем помещении, но сейчас стала внимательно прислушиваться к нашему разговору. Уж не имя ли Морганы Дюбуа привлекло ее внимание? Или же дело в чем-то ином? Однако я чувствовал, что ей не по себе.

– Ну, Майя, что ты будешь покупать сегодня? – спросила она, как всегда дружелюбно, но мне – я все-таки знаю ее уже много лет – показалось, что чего-то в ее голосе не хватает. – У меня есть пряничные замки с кардамоном, и mendiants, и кокосовые трюфели, и хрустящие хлебцы с зеленым миндалем. А может, ты предпочтешь cornet-surprise – это целый пакет с разным шоколадом: пасхальными яйцами, цыплятами, кроликами, уточками, а также с маленьким подарочком для каждого?

Дети решили разделить один cornet . Вианн вручила им упакованное лакомство, и они высыпали на площадь, возбужденно болтая.

– Мне тоже пора идти, – спохватился Янник. – Спасибо за шоколад, месье кюре.

Я улыбнулся и напомнил:

– Надеюсь, наш договор остается в силе? Ты сразу же мне сообщишь, как только… как только сам что-нибудь узнаешь.

Он кивнул.

– Ну и прекрасно. Спасибо за компанию, Янник. Наде-юсь, мы с тобой скоро снова увидимся.

– Да, – поддержала меня Вианн, – ты обязательно к нам заходи. Розетт очень расстроится, что сегодня вы с ней разминулись.

Не слишком это похоже на Рейно – угощать шоколадом какого-то школьника. Особенно если школьник – сын Мишель Монтур, которую он, по-моему, недолюбливает: Рейно вообще не очень умеет скрывать свои чувства, хоть и уверен, что это не так; да и цвета ауры всегда его выдают.

Пока они разговаривали, я почти все время была на кухне, но все же сумела услышать достаточно, чтобы понять: Рейно от Янника что-то нужно. Мальчик – или, точнее, его мать – обладает некими сведениями, которые хотел бы заполучить сам Рейно. Возможно, это как-то связано с завещанием Нарсиса. По всей видимости, Рейно данная проблема глубоко небезразлична. Может быть, Нарсис что-то такое приоткрыл ему в своей посмертной исповеди – той самой, которая, по мнению Мишель Монтур, могла бы послужить доказательством умственной несостоятельности Нарсиса и его неспособности решать, что станется с его собственностью. А возможно, Мишель по-прежнему убеждена, что в дубовом лесу, завещанном Розетт, зарыт клад или еще что-нибудь в этом роде.

От Ру ни словечка. Признаюсь, после вчерашнего разговора меня не оставляла надежда, что он все-таки зайдет или позвонит. Однако от него ни слуху, ни духу, и судно его сегодня утром с привычной стоянки исчезло. Неужели он уже уплыл? А может, просто передвинулся чуть ниже по течению реки, за Маро, чтобы судна не было видно с нашего моста?

На той стороне площади Святого Иеронима витрина салона вновь была закрыта опущенными пурпурными жалюзи, и я поняла: еще один клиент . Чем это Моргана так их привлекает? Ведь, насколько мне известно, она крайне редко выходит на улицу. Однако маленькая Майя знает, как ее зовут, а значит, это знает весь Маро. Как же ей это удается? Неужели она выходит, лишь дождавшись наступления темноты? И где она находит своих клиентов?