Александр Дорофеев - Эци Кеци, или Едва обитаемый остров

Хоть я и не знал, что это за блюда, но сами слова вкусно звучали. Сразу ощутил, как проголодался.

А когда на огне зашипели баклажаны, козий сыр да баранина с потрохами, почудилось, будто и пещерный мрак ожил, зашевелился, жадно сопя и пофыркивая.

— Будь добр, Эци Кеци, — улыбнулась Ио. — Принеси лаврового листа. Он в пещере по левую руку, через сто шагов от порога.

Рядом с Ио и очагом было так светло, уютно и весело. Совсем не хотелось отходить ни на шаг, а тем более вглубь пещеры.

— Да разве нельзя обойтись? — спросил я..

— М-у-у-у! Невозможно! — воскликнула Ио, — Лавр облагораживает еду. К тому же те, кто жует листья лавра, всегда побеждают! Только возьми фонарик или факел, иначе заплутаешь. И крепко запомни, — добавила строго, — ни в коем случае не оглядывайся….

Да, эта маленькая девочка вела себя, как большая, очень по-хозяйски.

Никакого фонарика, конечно, не нашлось, зато факелов было множество — и во дворе, и на стенах дома. Один я поджег, а другой сунул подмышку.

Пламя горело ровно, успокоительно. До тех пор, пока не вошел в пещеру, где оно сразу заволновалось, то угасая, то подпрыгивая. Выхватывало из тьмы ослепительно-белые и черно-коричневые сталактиты, спускавшиеся с невидимого свода. А из стен, казалось, выступали гигантские желтоватые скелеты мифических существ.

Я уже сбился со счета шагов. Даже не мог сообразить, где у меня левая рука, а где правая. Так и подмывало повернуть назад. Но как бы я объяснил Ио отсутствие лаврового листа? Все же оглянулся, чтобы оценить пройденное, и еле различил вдали мерцающий, будто маяк, очаг. Похоже, слишком далеко протопал.

— Ты прямо у цели, мальчик…

Передо мной стоял дядька, очень похожий на деда Паппуса, — такой же рыжий и бородатый. Ничего ужасного в нем не было. Но от неожиданности я выронил оба факела.

— Не беспокойся, дорогой, — прозвучало из кромешной тьмы, — Для меня что свет, что мрак — все едино. Сейчас наберу лаврушки, и поскачем ужинать. Давай-ка, подсажу…

Меня ухватили подмышки, подняли и куда-то усадили.

В общем-то, удобно расположился, точно на пони в зоопарке. Вероятно, у дядьки за спиной было какое-то специальное устройство, вроде дивана на роликах. Они резво застучали по камням, напоминая цоканье копыт, и мы вмиг выбрались из пещеры.

— Наконец-то, — сказала Ио. — Уж беспокоилась, не заблудился ли. Слезай, Эци Кеци, со старика Хирона. Он совсем не так молод, как выглядит.

Лишь спрыгнув на пол и оглядев в подробностях гостя, я сообразил, на ком именно прокатился.

Перед нами стоял настоящий кентавр — человеческий торс в клетчатой рубашке, а все прочее лошадиное. Причем и намека на уродство в таком сочетании не замечалось. Напротив, старик Хирон был прекрасно сложен, куда лучше Шварценеггера.

— Друг и учитель многих героев древнего мира, — поклонился он, — К вашим услугам…

— Му-у-у, стол накрыт. Располагайтесь, — пригласила Ио.

Но я совершенно не понимал, как располагаться и как себя вести с таким великим кентавром, на спине которого только что панибратски посиживал.

— Напрасно смущаешься, Эци Кеци, — ободрила Ио. — Конечно, Хирон мудр, достоин уважения, но воспитатель не лучший в мире. Вот учил-учил уму-разуму Геракла. Вспомни, что из этого вышло! Да перебил Геракл почти всех соплеменников своего наставника…

Хирон опечалился и шмыгнул носом:

— Увы, есть много горькой правды в этих словах. Иные кентавры, не скрою, получили по заслугам за свой дикий нрав, но многие погибли безвинно. Избежавшие стрел Геракла так заслушались сирен, что перестали есть и умерли…

Не успел Хирон закончить свою речь, как из недр пещеры, цепляясь за стены и бормоча под нос, точно пьяный, вывалился огромный, лохматый и оборванный, мужик — «чудо чудовищное».

— Дайте пожрать слепому! — взревел пришелец. — Хоть раз в году, по случаю праздника!

Ио всплеснула руками:

— Эх, Эци Кеци, предупреждала ведь — не оглядываться! Сейчас этот троглодит весь наш ужин разом проглотит…

— Да что ты, госпожа! Малый кусочек баранины — все, что нужно бедному Полифему, — он униженно сгорбился и опустился на пол, свернувшись у порога, подобно битому псу.

Хирон задумчиво поглядел на жалкого великана:

— Тебе, как понимаю, все равно — жареное или сырое?

— Что подадите, то и хорошо будет, — ответил Полифем голосом заправского нищего. Он слепо принюхивался, навострял на каждый звук уши и ощупывал волосатыми лапами пространство вокруг себя.

Ио, проверив еще раз дедовские запасы, достала вяленую баранью ногу.

Жутко было смотреть, как жадно вгрызался в нее циклоп! Ни косточки не осталось.

Закусив, ободрился и попросил стаканчик вина.

— Ну, это уж — дудки! — подал я голос, припомнив историю с Одиссеем. — Он как выпьет, начинает людей пожирать…

Полифем медленно повернул ко мне изуродованную морду:

— Эх, молодой человек, — горестно вздохнул, — Чистой воды враки. Меньше бы читали всякую дребедень!

С этими словами приподнялся на корточки, протянул руку и ловко ухватил стоявшую неподалеку амфору, тут же опрокинув ее, как малую рюмку, в свою пасть.

Все произошло настолько стремительно, что никто и с места не успел сдвинуться.

А циклоп уже стоял в дверном проеме. Наглухо загораживал выход из дома и шарил по сторонам лапами, будто играл в жмурки.

— Значит, их здесь всего-то трое, — рассуждал зловещим шепотом. — Ничего-ничего. Хватит и этого. Похоже, что праздник удастся на славу…

Хирон приложил палец ко рту, показывая, что надо сидеть тихо.

Однако Ио молчать не могла — так ее возмутило варварски-беззаконное, просто свинское поведение Полифема.

— Какая же ты циклопская скотина! — воскликнула она. — Людоед бессовестный!

До чего же она была прекрасна в справедливом своем гневе! Настолько, насколько и неразумна.

Полифем тотчас выбросил вперед руку и схватил Ио, словно хамелеон стрекозу. Нащупал поблизости большую корзину и запихнул туда, придавив крышку ножищей трехсотого размера.

«Жуткий сон, — пронеслось в моей голове, — Такого в нашем мире не бывает».

Хотя, если задуматься, бывает — еще и не такое. Да не время размышлять!

Я увидел, как Хирон, высоко подпрыгнув, треснул передними копытами в лоб циклопу. Но тот лишь поморщился, отмахнулся, и старик-кентавр отлетел в угол дома, чуть не угодив в пламя очага.

Мало чего соображая, я сунул в рот лавровый лист.

Мерно жуя, как бычок на выпасе, поджег сразу несколько факелов и принялся метать в Полифема.

Лохмотья и шерсть кое-где задымились. Да это, похоже, его только раззадорило. Он угрюмо ворчал, не снимая ноги с корзины, и пытался достать застонавшего Хирона.