Андрей Малыгин - Гонзаго

— Юрий Петрович, ваши пристальные взгляды готовы смутить кого угодно и непроизвольно наводят на мысль, а все ли у меня в порядке? Может быть, вы заметили, что что-то не так, и хотели бы, чтобы я это поправила?

— Ну что вы, Елена Владимировна, — взял ее под локоть Уфимцев и, приблизившись к ее уху и перейдя на интимный полушепот, проговорил: — Не беспокойтесь, уважаемая, у вас все в порядке, и я бы сказал, даже больше, чем в порядке. Вы выглядите сегодня удивительно привлекательно и моим глазам доставляете особое удовольствие. Прошу меня извинить, но они совершенно не хотят слушаться меня. Понимаете, им просто приятно на вас смотреть.

— Ах, вот в чем дело, — от души засмеялась Ева, — оказывается, вы здесь совсем ни при чем?! Понятно! Значит, и эти приятные комплименты расточаете, наверное, тоже не вы, а ваш непослушный сладкоголосый язычок?

— Ох, Елена Владимировна, какой глубокой истиной наполнены ваши столь простые и необычайно мудрые слова! Обратите внимание, вон там справа в неизменной шляпе, как у Джона Леннона, стоит Михаил Боярский, а рядом с ним певец Александр Серов с веселой компанией. А чуть подальше их Николай Басков, Юрий Николаев и, кажется, Александр Буйнов? Видите? По-моему, они все сейчас находятся точно в таком же положении, как и я?

— Да? Но мне вот, Юрий Петрович, почему-то кажется, что взгляды этих мужей и окружающих их молоденьких дам устремлены именно на вас. Дамы изучают вас, надеюсь, по понятной причине, ну, а мужчины справедливо опасаются вас, как своего возможного конкурента.

— Неужели? — шутливо удивился Уфимцев. — Тогда пойдемте скорее отсюда. Иначе нам неприятностей не избежать.

Они еще некоторое время побродили по заполненным людьми помещениям этого культурно-спортивного комплекса, встретили кучу самых разных знаменитостей. Навестили один из буфетов, где Уфимцев угостил Еву апельсиновым соком, и отправились отыскивать свои законные зрительские места. До начала концерта оставалось не более десяти минут.

Найдя в партере шестой ряд, они пробрались на свои пятнадцатое и шестнадцатое места. Соседями у них была семья Шумиловых в полном составе. Уфимцев обменялся с Алексеем и Валерием Ивановичем рукопожатиями и парой незначительных фраз. При этом Шумилов-старший, указав глазами на Еву, одобрительно кивнул ему, давая понять, что у Уфимцева отличный вкус.

Зал был уже заполнен и, волнуясь, гудел, ожидая начала представления. Никаких программок, в которых можно было бы узнать о содержании концерта, не продавали. Поэтому ход единственного в мире, как было написано на афише, грандиозного и неповторимого шоу представлял собой одну сплошную тайну. Сцену закрывал черный, как сажа, занавес, и больше никаких атрибутов, которые бы напоминали о скором начале сверхъестественного действа, нигде не было.

Где-то сзади ироничный мужской голос предположил, что, кроме этого удивительно черного занавеса, больше никто ничего и не увидит. Есть черный квадрат Малевича, а это новинка — черный занавес, правда, пока неизвестного автора. Всего скорее, что собравшиеся здесь зрители посидят пару часиков, поглазеют на него и разойдутся затем по домам. А потом начнут обсуждать в газетах и на телевидении, а что же это было? Но в это самое время неожиданно вспыхнули какие-то огоньки, и все увидели на сцене вместо непроглядной черноты часть удивительно правдоподобного звездного неба. А в самом центре его — очень большую круглолицую луну. Из конца в конец по залу побежал гулкий ропот. В это время луна превратилась в часы. На фоне лунного диска появилось круглое голубоватое табло вместе с одной-единственной секундной стрелкой, которая начала отсчет последним двум минутам времени до начала концерта. Стрелка скачками бежала по кругу, очищая луну от нанесенных на нее в два ряда черных делений, обозначавших секунды. Зал тут же зашевелился. Защелкали фотоаппараты. Люди стали сверять время на своих часах.

И вот уже секундная стрелка начала неумолимо приближаться к своему неизбежному финишу. Последние десять делений были пройдены со звуковым сопровождением в виде нарастающих по звуку ударов. Завершив последний скачок, часовая стрелка, ярко вспыхнув, мгновенно пропала, а зрители услышали красивую звонкую мелодию и следом за ней восемь гулких и протяжных перезвонов часового механизма. С последним перезвоном луна и звезды тут же исчезли. Слева возникло бледное желтое пятно, и все увидели, как в лучах этого света по сцене, тяжело переваливаясь, на костылях продвигается какой-то старик с лысой головой и большущим носом на бледном морщинистом лице. Было и невооруженным глазом заметно, что одна нога у старика намного короче другой, что каждое движение требует от него неимоверных физических усилий, отчего лицо ходока искажалось заметной болезненной гримасой. Старик был одет в какой-то старенький поношенный и сильно помятый костюм.

В зале повисла гробовая тишина, которую нарушали лишь вспышки многочисленных фотокамер и стук передвигаемых костылей. Шокированная подобным началом публика замерла в тревожном ожидании.

А инвалид наконец-то добрался до середины сцены, с облегчением вздохнул, окинул зал продолжительным взглядом и, по-детски улыбнувшись, начал старческим и скрипучим голоском говорить:

— Добрый вечер, дамы и господа! Добрый вечер, симпатичнейшая публика, по счастливой случайности оказавшаяся сегодня здесь, в этом современном уютном зале! Вас приветствую я — Ордалион Черторижский, ведущий этого грандиозного и единственного в мире шоу, что является чистейшей и, я бы даже сказал, неоспоримой правдой.

В зале возникли жиденькие аплодисменты, а кто-то сидевший сзади Уфимцева сквозь зубы иронично процедил: «Однако ничего себе, очень обнадеживающее начало…».

А инвалид, назвавшийся Ордалионом Черторижским, продолжал обращаться к обескураженным зрителям.

— Спасибо за пока еще не очень дружную вашу поддержку, но смею быть уверенным, что по ходу концерта она, безусловно, изменится. — И он опять выдавил ядовитую улыбочку на обескровленном старом лице. — Смею также заметить, что у уважаемой публики, присутствующей сегодня здесь, как и у многих других горожан, к сожалению, не попавших в этот зрительный зал по разным причинам, заранее возникло безмерное множество самых сомнительных и тягостных мыслей, которые, как злые осы или как самые надоедливые комары, не давали и не дают им покоя до сих пор. А руководство города на случай провала концерта даже разработало план экстренных действий из целых, — он поочередно загнул все пальцы на обеих руках, а затем еще добавил один палец, — одиннадцати пунктов, — сказал он отчетливо и громко. Затем сделал паузу и пробежался по умершему залу взглядом. — Но должен ответственно подчеркнуть — и совершенно напрасно! Очень многие из вас сделали предположение, что концерт не может состояться, так как это технически невозможно. — Ведущий прервал свою речь, замер на несколько секунд, а потом, обращаясь к залу, спросил: — Граждане, скажите, я правильно выразил суть ваших сомнений?