Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих

Снилось женское лицо – на первый взгляд совершенно незнакомое.

Вглядевшись, я понял, что всё же знаю его, но не помню – откуда, и принялся перебирать имена и обстоятельства – пока не заблудился окончательно: теперь я уже не был уверен, что события, которые всплыли в памяти, произошли со мной, а не с кем-нибудь другим. Зато образ этой женщины вдруг прояснился настолько, что я и теперь – наяву – помню множество мельчайших подробностей, с нею связанных, хоть и не знаю откуда пришло ко мне это знание.

Во сне очутился на распродаже издательства «Иностранная литература»: длинное узкое помещение уставлено стеллажами, на которых ровными рядами стоят книги серии «Иллюминатор». Рассеянно листаю одну книгу за другой, что-то выбираю для покупки — скорее по привычке, чем по необходимости. И тут вижу, что «иллюминаторские» томики стоят только на средних полках, а верхние (куда нужно тянуться) и нижние (которые можно потрошить только вприсядку) заполнены раритетными специализированными изданиями, там попадаются книги по автомобилестроению, биологии, истории, химии, каким-то неизвестным мне наукам — «иридиологии» например (что бы это ни значило).

Я нахожу три увесистых тома какого-то китайского собрания — пятый, шестой и восьмой. Восьмой сразу же ставлю на место — там идёт речь о сельском хозяйстве. Зато пятый ( «Ушу: нэй цзя») и шестой ( «Алхимия: нэй дань») — то, что нужно.

Листаю и понимаю, что издания — уникальные. Я и не подозревал об их существовании! Мизерный тираж, превосходное качество полиграфии, а самое главное — содержимое. Трактаты, комментарии, статьи, переводы...

Без колебаний оставляю на произвол судьбы стопку «иллюминаторов» и прохожу к кассе, прижимая к груди два «кирпича». За оба тома просят полторы тысячи (то ли рублей, то ли шекелей) , а у меня на руках — только двести. Не знаю что и делать — расстаться с книжками не могу, а денег нет, и взять негде.

«Ладно, — говорит продавец, — я продам тебе это в рассрочку. Давай двести, в следующий раз принесёшь остальное.»

Я протягиваю ему деньги, но тут кто-то сбоку, мягко останавливает мою руку и говорит: «За счёт заведения.»

Я пытаюсь повернуть голову, чтобы рассмотреть говорящего, но мне это по какой-то причине не удаётся.

«Мы тут благотворительностью не занимаемся!» — хмурится продавец.

«Верно, — отвечают ему, — но этот человек платит куда больше, чем остальные, ведь он должен написать продолжение. Так устроены эти книги. Не волнуйся, придёт время, они к нам вернутся.»

Ничего не поняв из сказанного, я выхожу на улицу, думая о том как мне повезло. Но чем больше размышляю о последних словах неизвестного доброжелателя, тем больше они меня беспокоят. Сажусь на лавочку, раскрываю один из томов, перелистываю страницы — сотни, тысячи страниц, несметное количество иллюстраций, километры текста, наконец, добираюсь до конца, и тут вижу, что последние страницы — чистые.

Снился школьный друг Женя Горюшин. Темно, сидим на кухне. Освещение — газовые конфорки. Смотрю и не могу понять — то ли пятнадцатилетний мальчишка передо мной, то ли взрослый мужчина. Не разглядеть в темноте.

«Когда это мы?» — спрашиваю.

«Помнишь, после НВП мы два урока прогуляли — на санках катались, замёрзли как собаки, а потом на кухне сидели, газ зажгли, а чайник поставить забыли.»

«Но сейчас разве тогда?» — осторожно спрашиваю я.

«Сейчас — никогда.» — отвечает Женя, наполняет чайник водой из крана, и, позвякивая крышкой, ставит на огонь.

Сижу на работе, и в офисе появляется замдиректора с пачкой галстуков. Поступило, мол, новое распоряжение: с завтрашнего дня все работники должны быть при галстуке.

В моём контракте нет ничего подобного! — возмущаюсь я, — А кроме того, извини, но эдакую дрянь я на шею не повешу.

Он: Кто тебя заставляет? Выбери что-нибудь позаковырестее! — и раскрывает-разворачивает свою коллекцию.

А там — чего только нет!

Галстук-рыбка, галстук-самолёт, целая галерея галстуков-бабочек, галстук в форме ножниц, галстук-крокодил, галстук в форме бутылки для кока-колы, прозрачный галстук, звёздно-полосатый галстук и так далее, и так далее, и так далее. И среди всего этого галантерейного изобилия я вдруг замечаю галстук, на котором изображена река в китайском стиле и лодочка с одиноким рыбаком, уплывающая вниз по течению.

Можно посмотреть? — спрашиваю.

Ага, — подмигивает он, — я знал, что тебе это понравится. Редкая вещь — Галстук Исключительной Иллюзии Присутствия. Вешаешь утром на спинку стула, и весь день свободен.

Снилось, что сердце моё обернулось лягушкой и выпрыгнуло в окно. Я пустился вдогонку, бежал по улицам, расспрашивая встречных, и встречные — как ни в чём не бывало — отвечали: да, мол, видели — туда поскакала.

Так, руководствуясь указаниями прохожих и проезжих я бежал всё дальше, и чем дальше бежал, тем лучше понимал, что шансы мои невелеки.

Наконец, я оказался у воды, и к своему облегчению нашёл лягушонку посреди озера, сидящую внутри цветка с переменным количеством лепестков. Каждый лепесток, стоило присмотреться, тут же делился надвое, и каждый из новых лепестков, делился в свою очередь: казалось, что бахрома лепестков дышит. Внутренняя часть цветка была огненно-жёлтой, такой яркой, что я был вынужден отвернуться, чтобы не ослепнуть. Прямо посреди этого сияния сидела моя лягушка, и я почувствовал пустоту в груди — зная, что это — моё сердце — там, посреди озера.

Я вошёл в воду сперва по колено, после — по пояс, потом вдруг провалился по горло, и довольно долго брёл, стараясь держать подбородок повыше, чтобы не захлебнуться. Но когда я оказался у самого цветка, дно под ногами ухнуло вниз, и я окунулся с головой.

Испугавшись, сделал шаг назад и вдохнул побольше воздуха.

До цветка было рукой подать, и я решил нырнуть и проплыть остаток расстояния под водой. Но там, внизу, мне открылась иная картина. Стебель, на котором держался цветок, был похож на один из модных прозрачных лифтов в стиле хай-тек, вверх и вниз по этому стеблю сновали миллионы людей, животных, каких-то безымянных, совершенно неописуемых существ. Было ясно, что часть из них хотят подняться к самому цветку, а другая часть — наоборот — убраться от него подальше. Приглядевшись, я понял, что два эти противоположных стремления происходят из специфического метаболизма гигантского растения. Где-то там, в темноте, были его корни, и те из обитателей стебля, что двигались вниз, достигали корней. Я позабыл о том, что нахожусь под водой, без воздуха, и застыл в невесомости, наблюдая за происходящим.