Валерий Митрохин - Кентавромафия

2) дочь фокидского царя Коронея, которую преследовал Посейдон. Чтобы спасти её от любовных посягательств бога, Афина превратила Корониду в ворону.

— Улыбаюсь! Я люблю своё зеркало, но только, когда я в нём отражаюсь красиво… Оказывается, зеркало — очень опасная штука.

— Я — твое зеркало отныне.

— У меня есть фото в моём альбоме «Коронида», где я стою полуобнажённая, отражаясь в зеркале. «Свет мой, зеркальце, скажи…» — так и называется… Посмотри, если не обратил внимание…

— Я на это фото не могу спокойно смотреть…

— Кстати, этот ракурс возник совершенно случайно, подсмотренный моей сестренкой,16-летней Натали… когда я только надевала новый купальник и собиралась на пляж…

— Неважно, что и как. Важно, что уже тогда снимок этот родился для меня.

— А ты, наверное, прав…

— Может быть, на 100 %.

— Целую нежно! Теперь отпускаю…

— Отпускаешь? Сейчас я уйду, сам не зная куда…

— Куда тебе от меня?! Хотя… может, от меня бежать надо, пока не поздно…

— Это тебе надобно от меня бежать…

— Я понимаю, о чем ты, но я думаю о твоей Элоне. Вы же семья, живёте вместе, под одним кровом… Почему ты считаешь, что ты не нужен своей жене… А если она так не считает?

— Мы с Элоной все обсудили. Но речь ведь ты ведешь не об Элоне. Ты о себе. Я понимаю, тебе нужны мои аргументы. Так знай. Я тебя уже принял в себя. Ты не заметила!? А разве чувство комфорта, которое ты испытываешь, не говорит тебе, что ты уже дома. То есть во мне?!

— Твои усы не колючие?

— Мягкие, как дыхание…

— Хочу убедиться.

— Это значит, что нам пора встретиться в реале!

— Когда и где?

— А вот это решать не мне…

В реале они встретились спустя неделю. И организовал им это свидание не кто иной, как сам Горбун.

Проходило все в городских апартаментах четвероного олигарха. До этого Дону не приходилось так близко видеть знаменитого Горбуна. Потому первое несколько минут он чувствовал себя весьма скованно. Отвечал невпопад, потея и заикаясь. Думая при этом, что, видимо, не зря о кентаврах говорят, что все они все в большей или меньшей степени гипнотизеры.

Вблизи Горбун не казался ни величественным, ни громоздким. На шее у него на потемневшей серебряной цепи болталась тяжелая серебряная же пентаграмма. Торс перехватывала кожаная портупея с кобурой для внушительных размеров пистолета (но пустой из уважения к гостю), возможно, кольта. Мускулистые руки в густых рыжих волосах. Был он не подстрижен, но вымыт. Благоухал шампунем или каким–то еще неведомым Дону одеколоном. На плечах — расшитая шерстяной нитью долгополая попона, скрывающая не только горб, но и все, что бывает у мужчин ниже пояса.

— Ну что, брат! Можно я тебя пока так буду называть…

— И это будет правильно, — поддакнул Дон.

— Конечно! Ты ведь не человек, хотя и не кентавр.

— Как все мутаны.

— Не люблю этого слова. Мутаны — уроды. А разве ты или мои дети такие?!

— Нет!

— Вы нормальные. И не глупее человеков… Я скажу больше, часто и поумнее…

Горбун вынул из чернолакового кувшина залитую воском пробку, налил в фарфоровые тонкой работы чаши красного вина, двинул свою навстречу к нему идущей Дона. Сам выпил залпом и пристально глянул на то, как это сделает Дон. В чаше было около полулитра. Такие дозы пивать Дону приходилась. Но не залпом, а переводя дыхание. Потому он, сделав несколько глотков, поставил чашу на высокий инкрустированный столик. В голове слегка зашумело. Под сердцем стало тепло. И Дону захотелось присесть. Однако в гостиной кресел по обычаю кентавров не было.

Горбун хлопнул в ладоши. В гостиной появились несколько мутов с подносами. Они раздвинули стоявший у стены другой стол. Накрыли его. А гостю принесли высокое кресло наподобие тех, что стоят у стоек в барах. Дон забрался на него и тем самым сравнялся с глазами хозяина, пристально глядевшими на него.

— Скажу еще больше. Все эти россказни насчет детородности мутов, как наших двуногих детей человеки окрестили, чистой воды напраслина. Все вы способны к зачатию. И у вас может быть потомство. Но у большинства из вас ничего не получается главным образом потому, что вы зомбированы так называемым общественным мнением. Вас оно сглазило. Вам с колыбели внушается этот порок. Тот из вас, кто сумеет освободиться от наваждения, сможет и ребенка сотворить.

Все, что говорил Горбун, Дон уже слыхал. Но всю эту информацию о засекреченной способности мутов иметь детей считал досужей болтовней. И только теперь впервые воспринял её как достоверность, потому что говорил об этом сам Горбун. Великий неподражаемый Горбун.

— Так почему же те, кто знает, правду, молчат? Почему никто из них (Дон хотел сказать из вас, но язык не повернулся) ничего не делает?

— Пока что нам так лучше. Меньше претензий. Мол, верят, что недетоспобны. Чувствуют себя ущербными, и хорошо. Нас ведь, четвероногих, осталось всего ничего. Какая–то сотня–другая. Но мы знаем, и наши противники знают, что наши двуногие дети способны не только человеков рожать, но и полноценных кентавров. Мы молчим. Не время демонстрировать. Молчание нам помогает выживать. Мы делаем вид, что не знаем истины. И это спасает наше племя…

— А когда? Когда, в таком случае, мы заявим о себе?

— Не знаю. Может быть, это сделают ваши дети. Когда вас будет много. Когда вы станете представлять силу, необоримую силу.

— Четвероногие, то есть настоящие кентавры тоже рождаются. Но мы скрываем это. И нам удается это, потому что рождаются они не так часто, как бы хотелось. Они растут вдали от глаз людских. Рождаются и двуногие. Но мы не афишируем и эти факты. Нам это удается, потому что у нас есть свои роддома. Они в горах в прекрасно оборудованных пещерах… Наши дети вырастают в тайне. Они идут в жизнь с паспортами людей. И многих из них просто невозможно распознать. Уже сегодня таких немало. Мы всюду: во власти, в науке, искусстве, медицине… Но этого мало. Мы не хотим утверждаться через кровопролитие. Мы хотим обрести равноправие умом, а не мечом.

— Когда это будет?

— Будет. Я это знаю, потому и ты сегодня здесь. Пьешь мое вино, пользуешься моим доверием. Ты хочешь жениться на моей дочери? Скажу прямо, меня не интересуют мотивы твоего желания. Я знаю о тебе немало, чтобы доверить Корониду. Но я тебя обязан предупредить. У тебя может быть сколько угодно женщин. Но жена только одна. В противном случае, я изгоню тебя из моей семьи. И не только семьи…

Мут — изгой! Что может быть страшнее: человекам не важен, кентаврам не нужен…

— Сейчас войдет Коронида. Ты готов к встрече с нею?

— Готов!

— А я не уверен. Стоит тебе только взглянуть на нее, встретиться глазами, соприкоснуться… я уже не говорю о большем… — и тебе не захочется расстаться с нею… Таковы наши дочери. Я имею в виду дочерей чистокровных отцов.