Валерий Митрохин - Кентавромафия

«Зато казнокрад ловкий!»

«А почему его Казнокрадом окрестили?»

«Народ знает своих героев».

«…Разрешите всех вас поздравить с выдающимся историко–гуманитарным событием. Оно поистине таковое, поскольку впервые в истории Таврикия происходит слияние двух некогда непримиримых рас: человеческой и кентаврийской.

Все мы с вами люди цивилизованные и давно понимаем, что подобные шаги навстречу друг другу мы непременно бы рано или позже сделали. От этого, как говорится, никуда нам всем, живущим на благословенном нашем острове, не деться. Так давайте же отпразднуем это событие достойно цивилизованным гражданам цивилизованного государства, как поется в нашем общем эпосе, все распри позабыв. И безоглядно, подобно нашей прекрасной молодой паре, бросимся в объятия друг друга…»

Реплики в зале, утонувшие в общем гуле, но хорошо расслышанные автором этой истории:

«Одно слово — гомы. У них, белотелых, одно на уме…»

«Что, и этот гом?»

«Иначе бы его просто не допустили к телу главного гома».

«Потому они и выдают себя потомками атлантов! Мол, мы сверхчеловеки!»

«А были хоть они, эти атланты когда–то? Или это все фантазии пьяницы Платона?».

«С чего ты решил, что он пьяница?»

«Все писатели алкаши!»

«Тоже верно!»

«…В результате чего пусть родится новое сообщество, для которого никогда не будет конфликтных проблем. Тогда и все другие вопросы мы сможем решить…»

Реплики продолжаются:

«Вот тебе и ответ на все вопросы. До сих пор ничего, оказывается, нельзя было добиться, только потому, что люди и кентавры никак не решались официально совокупиться!»

«И ты веришь, что этот Дон человек?! Голову на отсечение даю — он один из них — из кентавров!»

«Внешне они стали неотличимы от нас».

«У него нос пирамидкой. Это и есть один из верных признаков для мутов».

«А еще какие знаешь признаки?»

«Они все шерстистые: от кадыка до самых до окраин…»

«Политика! Везде одна только политика!»

«Руки на этих мутов и гомов чешутся. Поубивал бы всех!»

«…История пишется кровью. Мы знаем. Но история, к сожалению, нередко переписывается черными чернилами. Мы ничего переписывать не станем. Мы сделаем выводы и, ничего не позабыв, пойдем вперед и выше в светлое, отныне общее для всех нас, единое будущее.

Так будем же счастливы в семье дружной новой!

И пусть наш общий дом будет полон радости, как эта чаша, которую держит сейчас каждый, вином!

Председатель Верховного Совета автономной республики Таврикий Флегий Кенэй.

Мифрополь

9 мая 200… года»

— Ура! Ура! Ура! — встал, гремя оружием, зал.

После чего к Дору Фукинзону присоединился желтолицый страдающий циррозом печени Тит Кострубонька — министр культуры Таврикия. Оба чиновника вручили Хирону Почетную грамоту правительства и знак заслуженного деятеля истории — позолоченный муляж Таврикия.

На этот раз троекратное «Ура!» слилось в единый продолжительный рев.

А когда он стих, нетерпеливо сжимая чаши с вином в ожидании первого крика «Горько!», в тридцать луженых глоток прокричали свое троекратное «Любо!» казаки.

(Забегая вперед, замечу. Дор Фукинзон и Тит Кострубонька и другие представители официальных кругов автономии покинули «Стойло» по протоколу — после третьей, официально провозглашенной чаши).

Потом было слово «Горько». После такого ора оно выпорхнуло из уст предводителя кентавров и отца свежеиспеченных молодоженов тихой птицей. И полетело, и было расслышано всеми, кто хотел. А хотели все, потому, когда губы новобрачных слились, «Стойло» зашлось аплодисментами, воем и воплями вожделенного восторга.

Флегий

(Миф 10)

В греческой мифологии сын Ареса, отец Иксиона и Корониды. И хотя по «Илиаде» племя флегийцев локализуется в Фессалии, большинство поздних источников называют флегийцев царём беотийского Орхомена.

Флегию приписываются всякого рода нечестивые поступки: попытка ограбить храм Аполлона в Дельфах — (за это он, видимо, и терпит мучения в аиде); подготовка разбойничьего нападения на Пелопоннес, для чего Флегий совершает путешествие со шпионской целью. Сопровождающая его Коронида разрешается от бремени Асклепием в Эпидавре (Именно здесь в историческое время было святилище великого врачевателя Асклепия).

После первого отцовского тоста последовали поздравления от почетных виночерпиев, только что объявленных Хироном. За ними зазвучали одна за другой здравицы от знатных гостей. И каждая из них сопровождалась живописным номером художественной самодеятельности.

«Пиф, паф! Паф, пиф!

Поздравляет вас лапиф!»

— обращаясь к молодоженам, сидящим на отдельной антресоли над столом кентавров, кричал виночерпий.

И тут же с галереи, занимаемой лапифами, с гиком и свистом спрыгнули семеро молодцов и, дико вращая дротиками, сплясали что–то отдаленно напоминающее грузинскую лезгинку.

Бал только начинался, потому поздравления звучали внятно и интеллигентно.

Вот, например, какие дифирамбы произнес глава армянской общины:

Умирая, старый еврей собрал возле себя семью и говорит «Дети мои!» Я закачиваю бренное бытие и ухожу к Богу. Я уже вижу, он ждет меня. Машет мне и улыбается. Я счастлив, потому Всевышний меня любит. Всю жизнь Он помогал мне, подсказывал, как поступать, поддерживал материально в трудные годы.

Глядя на вас, детки, хочу спросить, почему все плачут, а мой любимый внучок Карапет улыбается? Кто догадается, станет старейшим вместо меня.

— Даже если годами не вышел? — уточняет Карапет.

— Возраст не имеет значения, если ты мудрый.

Карапет подходит к своему отцу, не самому умному из всех сыновей умирающего и что–то шепчет тому на ухо.

Глупец радостно улыбается, готовый дать правильный ответ.

Семья начинает волноваться:

— Так нечестно. Каждый сам за себя должен ответить…

— Если бы мы жили каждый сам по себе, — говорит старик, — что бы это было. Ни денег, ни дома, ни семьи!.. А так у каждого из вас, дети мои, и дом, и машина, и виноградник, и отара баранов… у каждого из вас или ферма, или фирма. Вот мой милый и любимый внучок Карапет это понимает. Он за отца беспокоится. Подсказывает ему. А я делаю его отца старшим.

— Но ведь он самый младший?! — возмутились сыновья.

— Зато сына правильно воспитал…

— Грачик! — подойди скажи мне на ухо, что тебе Карапет сказал.

Грачик, смутившись, наклонился и что–то прошептал дедушке.

Старик заплакал и умер.

Так выпьем за то, чтобы наши дети были умнее нас! А наши отцы плакали только от радости!

— Так от чего же заплакал старик? И что прошептал на ухо Грачику его сын?

Карапет сказал: