Алена Даль - Хождение по Млечному пути

– Что такое гость? – вопрошает Бишинго, обращая взор к потолку, – это человек, выделенный из толпы, которого ты захотел видеть рядом, чтобы поделиться с ним теплом своей души. Гость – это радость для сердца, услада для глаз, музыка для слуха, наслаждение для ума. Гости продлевают жизнь хозяевам, а лучшие из них становятся друзьями. Друг моего друга – мой друг! Поднимем же бокалы за смелость нашей гостьи, прибывшей к нам издалека! Элена, добро пожаловать в Эускади!

Во время речи Бишинго внезапно ощущаю дежавю: мне кажется, что я нахожусь где-то в кавказском ауле, и почтенный аксакал молвит слово, а сотрапезники чутко внимают мудрым словам старца. Есть что-то общее между басками и народами Кавказа, и это не только долгожительство и любовь к застольям и тостам.

Суть да дело, дочь и внучка Бишинго выносят горячее – «бакалао», «чангурро» и «чипиронес». 13 13 bacalao, changurro, chippirones – названия традиционных блюд баскской кухни. Сочный и ароматный кусок бакалао – трески в соусе – самое простое блюдо басконской кухни. Но какое! Первой мыслью было: «Наверное, здесь в Бискайском заливе обитает какая-то особенная треска!». Но нет, треска такая же, как и во всех других морях, зато особенные рецепты и повара!

Чангурро – это большая тарелка, а точнее тазик, доверху наполненный свежайшими моллюсками, которые еще несколько часов назад безбедно существовали в заливе. Мидии, величиной с детскую ладонь, нежные сердцевидки, королевские креветки, морские гребешки. Живописную пеструю горку, источающую головокружительный аромат, венчает гигантский краб в недоумении растопыривший клешни, дескать, а я-то как тут оказался? Каким блеклым и унылым кажется на их фоне дежурный замороженный пакет морепродуктов из супермаркета!

Кульминация трапезы – чипиронес или каракатица в собственных чернилах. Блюдо не для всех – уж очень непривычен вид! Лично мне потребовалось собрать в кулак все свое мужество, чтобы не обидеть гостеприимных басков и попробовать кусочек. На вид напоминает плавающий в чернилах поролон, на вкус – мочалку с привкусом йода, – на любителя! Говорят, очень полезно. Не случайно, именно чипиронес было одним из излюбленных лакомств испанских королей. Кстати, из чернил каракатицы делают коричневую краску, называемую «сепия».

В тот момент, когда я, вымазавшись в чернильном соусе, пытаюсь оттереть сепию с рук, когда оплетенная лозой бутыль опорожняется наполовину, а в тарелках показывается дно, первые возбужденные разговоры за столом стихают. Младшие дети убегают вглубь дома, увлекая за собой вопящего кота. Женщины вносят кофе. Эррандо начинает вспоминать «морские были» – истории из своего рыбацкого прошлого. Вот одна из них.

Второй рассказ Эррандо

«…Стоял сентябрь, время рыбных косяков. Рыбаки выходили в море каждый день, чтобы не упустить удачу. Случалось даже ночевать в заливе, но заплывать далеко никто не рисковал – слишком переменчива погода и коварны осенние течения. Нас было трое друзей, мы всегда рыбачили вместе, но на этот раз решили идти врозь, каждый сам за себя. Я собирался наловить камбалы, она в это время поднимается из глубины и становится ленивой. Взял с собой все что полагается – сети, снасти, гарпун, воду и немного припасов, я рассчитывал вернуться самое позднее к вечеру. Но судьба распорядилась иначе.

Как только я отошел от берега на полтора десятка миль, сразу же попал в огромный косяк тунца. Я заглушил мотор и лег в дрейф. Рыбы было навалом, одна крупнее другой, я еле успевал снимать ее с крючка, затаскивать на борт и глушить колотушкой. Вскоре моя лодка доверху была заполнена тунцом. Редкий улов! Когда я перевел дух, то заметил, что чайки уже давно не кружат возле моей лодки, ее прилично отнесло от берега. Вдобавок на горизонте появилось опасное скопление облаков – предвестник шторма. Поднялся свежий ветер. Я перебрался на корму и дернул за рукоять мотора. Он не завелся. По спине побежали струи холодного пота. Я попробовал еще раз, другой, третий – ничего. Ветер крепчал, груженая лодка качалась на растущей волне, удаляясь все дальше и дальше от берега. Если бы со мною были друзья, они пришли бы на помощь, взяли на буксир мою посудину. Но сегодня их не было рядом. Я схватился за весла и принялся вручную бороться с ветром и течением. Четыре часа я греб, стирая руки в кровь. Куда там! Чтобы облегчить лодку я выбросил половину улова за борт. Все напрасно. До начала грозы оставалось несколько часов. Я молился Сан-Николасу, и снова пробовал запустить мотор. Но он молчал как проклятый. Тогда я опять брался за весла и греб. Так продолжалось до вечера. Промывая в воде истертые руки, я увидел огромную рыбину возле борта лодки. Это был голубой тунец не меньше двух метров в длину. Рыба плыла рядом уже давно, но только теперь я обратил внимание, что она будто привязана к лодке. Что ей надо? Я выбросил прочь ненужную теперь приманку. Рыба не уходила. Неужели она хочет, чтобы я ее ловил? Глупая рыба!

Темнота сгущалась быстро и неумолимо. Волны становились все круче. Берег исчез из виду. Я вспомнил всю свою жизнь, Тоду, сыновей. Я стал готовиться к худшему. Но не переставал грести и молиться. Вдруг рыба взметнулась вверх и громко плеснула хвостом по воде. Она подплыла еще ближе и уже задевала борт своим телом. Лодка вздрогнула. Вот дьявол, я не ожидал, что она такая огромная! Я стал одну за другой выкидывать выловленные рыбины, но и это ее не останавливало. Тогда, как бы повинуясь приказу свыше, я достал самый большой крючок на толстой в палец леске и выбросил его за борт. Я не понимал, что и зачем я делаю, но мне было уже все равно. Рыбина, казалось, только этого и ждала. Она заглотила крюк без наживки и, разматывая моток, метнулась в сторону. Сумасшедшая рыба! Через пару секунд леска натянулась как струна. Лодка заскрипела и накренилась. Я почувствовал, что она медленно меняет свое направление. Снова схватился за весла и стал грести как полоумный. Ладони онемели, я перестал замечать, как по ним течет кровь. Раздались первые раскаты грома, хлынул дождь, сначала редкий, а потом все сильнее и сильнее. Рыба упорно тянула меня куда-то. Я ей помогал, выбиваясь из последних сил. Бросал весла и вычерпывал воду из лодки. Снова греб. Иногда я впадал в забытье, а когда приходил в себя, снова чувствовал движение живого буксира. Так продолжалось всю ночь.

Под утро дождь прекратился, ветер поутих. Вдалеке показалась полоска суши. Рыбина по-прежнему тащила меня в сторону берега. Только силы ее оставили, и двигалась она теперь очень медленно. Я обмотал ладони разорванной рубахой и опять взялся за весла. Много часов мы добирались до берега. Я и рыба. Она все чаще всплывала на поверхность, хватала ртом воздух. Но продолжала тянуть лодку. Возле самого берега рыба бессильно перевернулась брюхом вверх, и я увидел, как разорваны ее губы. Она еще шевелилась, но фиолетовая полоса вдоль тела побледнела. Грудные плавники беспомощно перебирали воду. Рыба умирала на моих глазах. Я кое-как дотащил лодку до берега и, шатаясь, вылез на мелководье. Бережно вытащил крюк из разодранного рта, погладил гладкую серебристую спину и обнял тунца. Я чувствовал, как его тело перестает биться и тихо замирает. Из глаз моих полились слезы. Эта рыба спасла мне жизнь…