Ольга Карклин - Городские сказки

Тронутый такой любовью, Король Артур написал такое стихотворение:

Это стихотворение так понравилось Красавице Натюрель, что она тут же переписала его губной помадой на одном из своих многочисленных зеркал. И всегда читала в долгие часы его, обдумывая, какой же лучше выбрать макияж.

Иногда Короля Артура мучила неконтролируемая ревность – он ревновал Красавицу Натюрель ко всему, даже к отражению в зеркале.

Когда Красавица Натюрель случайно догадалась об этом, то горько заплакала, и с тех пор стала проводить время у зеркал только в отсутствие Короля Артура.

Как-то раз Красавица Натюрель решила сделать королю Артуру подарок на День Рождения. Она подарила ему сына. Как раз Король Артур просматривал утреннюю газету, когда Красавица Натюрель вышла из спальни с небольшим свертком в руках, там что-то сопело.

– Он только что родился, слегка смущенно произнесла Красавица, – но как же он мил и похож на тебя! С Днем Рождения!

– Но как же так? – спросил изумленный Король Артур.

– Я случайно его родила, и она отнесла ребенка назад в спальню.

– А ты не хочешь его покормить? – спросил Король Артур, когда они выпили свой кофе.

– Чем же?

– Грудью?

– Как интересно, – сказала красавица Натюрель и приложила ребенка к груди.

С тех пор прошло много времени. Ребенок вырос, и сам стал Королем Артуром Вторым. Однажды, зайдя в совершенно незнакомый дом, он увидел девушку. Она спала.

– Тише, – не тревожьте ее, – она мертва, – сказала грозная дама, посверкивая белками гусарских глаз и подкручивая усы. Мушка на ее щеке сердито зашевелила лапками, словно предупреждая о чем-то.

– Не мертва, но спит, – сказал Король Артур. Второй, – не мертва, но спит.

Там во дворе он сел на влажную еще скамейку и написал вот такое стихотворение.

Поезд остановился, резко затормозив, так что задрожала посуда на столиках. Девушка взглянула в продолговатое зеркало, висевшее на стене, и уже, выходя, поняла, что не увидела своего отражения. Люди столпились в тамбуре, проводник открыл дверь:

– Стоянка три минуты.

Люди торопливо выходили, волоча сумки и чемоданы, детей и собак, даже клетку с канарейкой. Последней вышла темноволосая девушка лет двадцати, с небольшой сумкой через плечо, почти налегке. Тронулся поезд – и вот уже нет его.

Люди разошлись, маленький провинциальный вокзал, выкрашенный белой и розовой краской, смотрел приветливо и ясно. Девушка вошла в здание вокзала и осмотрелась. Расписание поездов на стенах, чисто вымытый пол, кругом ни души. Окна касс закрыты. Видимо, еще долго до следующего поезда, – решила девушка.

Зябко поеживаясь от утреннего холода, она вышла на привокзальную площадь. Она спустилась по ступеням вниз и зачем-то оглянулась назад – но ничего – никакого вокзала уже не было – поле и поле, заканчивающее лесом вдали, ничего, ни вокзала, ни людей.

Девушка шла по площади, в центре которой стоял памятник маршалу Нею. Перед памятником белела небольшая табличка, воткнутая небрежно в газон, на которой по-английски и по-французски было написано, что этот памятник установлен в честь великой победы Маршала Нея в битве при Ватерлоо. Рядом стояла маленькая корзиночка свежесрезанных роз. Девушка пошла дальше, все больше испытывая удивление.

Она вынула из сумочки блокнот, нашла нужную страницу, принялась искать улицу и дом, указанные в блокноте. Она подошла к небольшому домику, увитому плющом и виноградом, позвонила в колокольчик. Она шла вдоль улочки, построенной в романском стиле, и звонила в один колокольчик за другим, но никто не отворял ей.

Ни звука не доносилось в этот ранний июльский час. Улочка кончилась неожиданно. И свернув на другую улицу, девушка прочитала единственную табличку, единственную. Потому что ни один дом, мимо которого она проходила раньше, не имел ни номера, ни названия улицы. Green Street – 12, значилось на доме. Улица Зеленая – было в блокноте у девушки. Улица Зеленая, дом 12. Это был именно тот адрес, который она искала. Она позвонила в колокольчик, ярко начищенный и блестящий.

Дверь отворилась сразу. На пороге стоял мужчина в халате с шелковыми кистями.

– Здравствуйте. Меня зовут Елена Гудман. Я приехала по объявлению. Вы давали объявление о найме домашней учительницы? – Девушка сделала шаг назад. Мужчина кивнул, жестом пригласил войти и скрылся.

В смокинге, манишке, щегольских лосинах вернулся хозяин.

– Итак, леди Элен, будьте любезны, входите.

Но нет, он сказал не это, то есть это, но вовсе не так, он сказал:

– So, lady Helen, please came in.

Елена, которая больше не помнила другого языка, удивилась тому, что она мгновенно говорит и думает по-английски, но приняла это как должное.

– My name is ser Richard Donald William Renford. (Меня зовут сэр Ричард Дональд Вильям Ренфорд.)

– I’m glad to see you. When I can began to work? (Очень рада. Когда я могу приступить к работе?)

– I think tomorrow it possible. But first we need to think about this one… I mean contract if you not against. (Думаю, уже завтра. Но сперва нам нужно подумать кое о чем… я имею ввиду контракт, если вы не против.)

– Who’ll teach I need do? (Кого я буду учить?)

– Me. You can’t do it of course. (Меня. Вы можете отказаться, конечно.)

– Yes, ser. I’m not. That’s strange town. Street without anybody– you see —I have all reason for ran from. (Да, сэр, я отказываюсь. Этот странный город. Улицы без людей – сами видите – у меня есть все причины бежать отсюда.)

– Yes. Sure. But– anyway– you are here and name of town Keepholl. (Да. Конечно. Но – в любом случае – вы здесь и город называется Кипхолл.)

– I’m sorry. But I see that it’s joke. I need go out. Just. Good by. (Сожалею. Вижу, это шутка. Мне нужно идти. Прямо сейчас. Прощайте.)

– See you soon. (До скорой встречи.)

Девушка вышла на улочку, щеки ее горели. Но перед ней уже ничего не было – ни домов – ни колокольчиков, ни людей – парк или лес. Чтобы это ни было, она пошла по этому, дошла до небольшой лужайки, бросила сумку с плеча на землю, села на траву, механически заплела косу. Она взглянула на небо – даже небо было странное – золотистое небо и белое солнце. И совсем не было тени. Пели и порхали птицы, в траве ползали жуки, над цветами порхали мотыльки – но они не отбрасывали тени, как и трава.

– Я буду сидеть здесь до конца света, – сказала себе Елена, – но я не вернусь в этот дом ни за что.