Уильям Теккерей - Английские юмористы XVIII в.

Когда он говорил все это с нежностью, вошла милая хозяйка и с ласковым выражением на лице сказала, что «обшарила всю кладовку в поисках чего-нибудь лакомого, чтобы угостить старого друга». Глаза ее мужа радостно заблестели при виде оживления на ее лице и я понял, что все его страхи мигом улетучились. Она, смекнув по нашим лицам, что мы говорили о чем-то очень серьезном, и видя, что муж под притворной бодростью скрывает сильную озабоченность, сразу догадалась, о чем у нас была речь, и, обращаясь ко мне, сказала с улыбкой: «Мистер Бикерстаф, не верьте ни одному его слову; я еще вас обоих перешиву, как не раз вам обещала, если только он будет заботиться о себе больше, чем делает это с тех пор, как мы сюда приехали. Знаете ли, он уверяет меня, что Лондон более здоровое место, чем деревня; он видит, что здесь живут некоторые из его старых друзей и школьных товарищей – молодые люди в красивых париках. Я едва уговорила его сегодня утром, выходя из дома, закутать шею». Мой друг, которого всегда необычайно радует ее милый юмор, попросил ее посидеть с нами. Она согласилась с той непринужденностью, какая свойственна умным женщинам и, чтобы поддержать хорошее настроение, которое она принесла с собою, стала надо мной подшучивать. «Мистер Бикерстаф, помните, как вы однажды вечером последовали за мной из театра; что если вы отвезете меня туда завтра и мы с вами займем самую лучшую ложу». Это навело нас на долгий разговор о матерях нынешних красавиц, которые блистали в ложах двадцать лет назад. Я сказал ей: «Я рад, что вы передали свое очарование детям, и уверен, что через какие-нибудь полгода ваша старшая дочь будет ослепительна».

Мы услаждали себя разговорами о воображаемом успехе юной леди, как вдруг послышался барабанный бой, вслед за чем появился мой маленький крестник и объявил мне войну. Мать, со смехом пожурив мальчика, хотела выставить его за дверь, но я не пожелал так быстро с ним расстаться. И хотя он слишком бурно изъявлял свою радость, я из разговора с ним выяснил, что у этого ребенка прекрасные способности и он отлично успевает по всем предметам, хотя ему пошел всего девятый год. Я обнаружил, что он отлично знает басни Эзопа, но он откровенно сказал мне, что «не любит их учить, потому что все это выдумки»; по этой причине он год назад принялся штудировать биографию Дона Беплианиса Греческого, Гэя Уорика, «Семерых поборников» и других великих людей прошлого. Отец не мог скрыть, как он гордится начитанностью сына, и я заметил, что такие увлечения весьма полезны. Я услышал от мальчика суждения, которые могут пригодиться ему на всю жизнь. Он говорил о том, как скверно справился с долом Джон Хикертрифт, о недостатках необузданного характера Бевиса Саутхемптонского, о своей любви к святому Георгу за то, что он покровитель Англии; таким образом, в его мыслях незаметно сформировались понятия благоразумия, добродетели и чести. Я превозносил его успехи, и тут его мать сказала, что «та маленькая девочка, которая открыла мне дверь, по-своему более образованна, чем он». «Бетти, сказала она, – интересуется главным образом феями и духами и иногда зимним вечером приводит в ужас горничных своими рассказами, так что они боятся ложиться спать».

Я засиделся у них допоздна, и мы говорили то о забавных, то о серьезных делах с тем особым удовольствием, которое придает всяким беседам ощущение, что все друг другу приятны. По дороге домой я раздумывал о разнице между семейной и холостяцкой жизнью; и должен признаться, меня втайне тревожила мысль, что, когда я умру, после меня ничего не останется. В таком раздумье я вернулся к своей семье, то есть к служанке, собаке и кошке, которые одни делят со мной радости и горести, что бы со мной ни случилось». – «Болтун».

«Если говорить о таких чувствах, как привязанность и уважение, здесь прекрасному полу повезло в том смысле, что по отношению к женщине одно гораздо теснее связано с другим, чем по отношению к мужчине. Любовь к женщине неотделима от уважения к ней; и поскольку она, естественно, предмет привязанности, то женщина, к которой вы питаете уважение, в той или иной степени пользуется и вашей любовью. Мужчина, плененный красотой женщины, шепотом говорит другу, что «у этого создания глубокий ум, это обнаруживаешь, когда поближе с ней познакомишься». И если вы хорошенько разберетесь, в чем заключается ваше уважение к женщине, то обнаружите, что восхищаетесь ее красотой больше других. Ну, а среди нашего брата, мужчин, я предпочитаю общество веселого Гарри Бикерстафа; однако душеприказчиком моим будет Уильям Бикерстаф, самый благоразумный человек в нашем семействе». – «Болтун», Э 206.

Переписка Стиля после его смерти перешла в собственность дочери его второй жены, мисс Элизабет Скэрлок из Кармартеншира. Она вышла замуж за достопочтенного Джона, впоследствии ставшего третьим лордом Тревором. Когда она умерла, часть писем перешла к мистеру Томасу, внуку внебрачной дочери Стиля, а часть – к ближайшему родственнику леди Тревор, мистеру Скэрлоку. Опубликовал их профессор Никольс, и мы цитируем отрывки из позднейшего переиздания 1809 г.

Вот он перед нами в период ухаживания, которое длилось не слишком долго:

«30 авг. 1707 г.

Миссис Скэрлок.

Сударыня!

Прошу прощения за плохую бумагу, но я пишу в кофейне, куда мне пришлось зайти по делу. Вокруг меня грязная толпа, деловые лица, разговоры о деньгах; а все мои мечты, все мое богатство – в любви! Любовь вдохновляет мое сердце, смягчает мои чувства, возвеличивает душу, влияет на каждый мой поступок. Моей милой очаровательнице я обязан тем, что многие благородные мысли постоянно приписываются моим словам и поступкам; таков естественный результат этого щедрого чувства, оно делает влюбленного чем-то похожим на предмет его любви. Так, моя дорогая, мне суждено с каждым днем становиться все лучше, благодаря нежной подруге. Взгляните, моя красавица, на небо, которое сделало Вас такой, и присоединитесь к моей молитве, дабы оно осенило нежные, невинные часы нашей жизни, просите творца любви благословить таинства, которые он предопределил, и присовокупить к нашему счастью благочестивое ощущение, что мы смертны, и покорность его воле, которая одна может направить наши души на твердый путь, угодный ему и нам обоим.

Остаюсь неизменно Вашим покорнейшим слугой

Рич. Стилем».

А в скором времени миссис Скэрлок получила еще одно письмо, по-видимому, написанное в тот же день!

«Суббота, вечер (30 авг. 1707)

Дорогая, милая миссис Скэрлок!

Я был в очень достойном обществе, где мы много раз пили за Ваше здоровье, называя Вас «женщиной, которую я люблю больше всего на свете»; так что я, можно сказать, напился ради Вас, а это означает куда более, чем «я умираю за Вас» .