Артем Калышко - Революция лжи

Сознание, поглощенное разглядыванием никуда не пропавшей мысленной фотографии, не стало реагировать на этот тревожный знак.

– Отлично, – безмятежно пролепетал я. – Во сколько встретимся?

– Как только сможешь.

– Что, прямо сейчас?

– Давай все-таки поумерим немного твой пыл, и отложим встречу на пару часов. Заезжай за мной.

– За тобой, – лукаво поинтересовался я, – или к тебе?

– Да без разницы, вообще-то.

– Слова, произнесенные твоим чудесным голосом, наводят меня на мысли о любви.

– На эти мысли тебя наводит вчерашний алкоголь, – резко поправила Аня.

Я несколько растерялся, пытаясь уловить направление, в котором движется ее логика.

– Что?

– Вчерашний алкоголь, – повторила Аня. – Ты же пил вчера?

Здесь мне следовало изобразить неподдельное возмущение, что я и сделал немедля.

– С чего ты взяла?

– Ой, я тебя прошу, – исключающим всякий дальнейший спор тоном проговорила Аня. – Так вот, на мысли о любви, а вернее о размножении, тебя наводит вчерашний алкоголь, или, скорее, последствия его воздействия.

– Не понимаю.

– А тут и понимать нечего. Алкоголь убил огромное число нейронов в твоем мозге, мозг расценил это как смертельную угрозу и заставляет тебя, как можно быстрее, выполнить основную функцию любого живого организма.

– Какую?

– Произвести потомство.

Что-то в этом есть.

Приведя себя в порядок, я выбрался из квартиры. Настроение было отличным. Его не испортила даже засунутая в дверь бумажка, напоминающая о неуплате за свет. Такие мелочи просто не могли меня потревожить.

Зато другие – вполне.

Телефон неприятно заскрежетал, что могло означать лишь одно – кто-то желал со мною поговорить. Я принял звонок не глядя.

Блаженны легкомысленные, ибо неумением учиться на своих ошибках они преподают впечатляющий урок человеческой глупости.

– Неужели я смог вам дозвониться? Поразительно! Как приятно вас слышать!

Гаденький голос по ту сторону трубки не врал лишь об одном – мне действительно трудно дозвониться.

– Здравствуйте, Николай Николаевич, – подавленно сказал я.

Николаем Николаевичем величали моего непосредственного начальника – заносчивого типа всего на пару лет меня старше, полагающего, будто бы он, мелкий редактор, вознесся над всеми остальными смертными, мелкими редакторами не являющимися. Слабоумие и решительность были двумя главными его чертами. Он решительно выдавал мои работы за свои, а на остальное ему не доставало ума. Эффективность его труда, таким образом, находилась в прямой зависимости от моей производительности.

В последнее время дела у него шли из рук вон плохо.

– И вам не хворать, – ответил Николай Николаевич.

Жаль, но я никак не мог желать для него того же.

Я разозлился.

Во мне взросло непреодолимое желание язвить.

– Чем обязан? – как ни в чем не бывало, спросил я, избирая против агрессора контратакующую тактику.

– Вы обязывались, – прошипел он, – писать статьи и обзоры для нашего ресурса, за что и получали длительное время деньги.

– Я бы не стал употреблять такое громкое слово, как «деньги».

– Что?

– Слово «деньжата» подошло бы больше.

Видимо, алкоголь не только пробуждает тягу к размножению, но и подавляет напрочь инстинкт самосохранения.

– Шутить изволите? – возмущенно спросил Николай Николаевич.

– Почему же? Я вполне серьезен.

– Ах вот как? – он говорил без обычной топорной злобы – одного из главных своих качеств. Дурной знак, но я уже не мог остановиться.

– А где же, – продолжал он, – ваш вчерашний обзор?

– А вы разве его не получили? – с достойным большой сцены удивлением проговорил я. – Странно. Наверное, случился какой-то сбой с почтой.

– Скорее, – медленно и надменно, с чувством исполняющегося правосудия процедил он, – вы ничего и не отправляли.

– Ха-ха. Сейчас небось скажете, что я ничего и не писал.

– Скажу. А еще скажу, что вы уволены.

– Шутить изволите?

– Нет, – зачитал он приговор. – Я вполне серьезен.

Связь оборвалась, телефон замолк.

Ноль-один в его пользу. Прямо как во вчерашнем матче.

К дому Ани я прибыл в несколько раздосадованном, по сравнению с началом моего путешествия виде. Предсказуемое увольнение непредсказуемо больно ударяло по самооценке и перспективам на будущее. Хотя о перспективах, будем-таки честны, я призадумался лишь после их внезапного падения. Цитируя классика, они оставили по себе такой же след, как в ветре дым, да пена над пучиной. Ничего иного, кроме как скропать статейки для футбольного издания, я делать не умел.

Единственным утешением для меня была скорая, только-постучи-в-дверь-и-она-начнется, встреча с любимой девушкой. Не везет в работе, повезет в любви.

Блаженны легкомысленные – нет, уже было.

– Привет, – сказала Аня, открывая дверь. – Заходи.

Ожидаемого мною страстного поцелуя не случилось. Не успел я прильнуть к ней, как Аня ретировалась куда-то вглубь квартиры, оставив меня прозябать в коридоре.

– Не разувайся, – предупредила она, – сейчас я оденусь и мы уходим.

Я почувствовал себя как-то тоскливо.

– Зачем?

– Затем, что нам надо выйти, – донесся ее голос из-за стены.

– Куда?

– На улицу.

Пришлось мириться с неизбежным.

Пока Аня одевалась, я, от нечего делать, любовался красотами коридора и кухни, хорошо заметной с моего наблюдательного поста. На стенах висело несколько маленьких картин, выполненных в манере сюрреализма – моя девушка немного рисовала. На кухонном столе покоилась огромная круглая пепельница, до краев забитая трупиками сигарет – Аня дымила, как старый морской волк.

– На твоем месте, – громко проговорил я, – я бы уже намечал особое место на стене и присматривался к симпатичным деревянным рамам.

Ни слова в ответ.

– Потому что, – продолжал я, – пора бы уже «филип-моррису» выдать тебе почетный лист или грамоту за выдающийся вклад в развитие табачной индустрии.

Никак не реагируя на мои остроты, Аня вышла из комнаты. Черное, прилегающее к телу платье отлично подчеркивало завораживающие контуры ее фигуры. Темные густые волосы, постриженные в каре, опускались до самых плеч.

– Там холодно? – спросила она.

– Ну, прямо вот в таком виде выходить не стоит, как бы мне этого не хотелось, – не отрывая от нее глаз, сказал я. – Все-таки декабрь на дворе. Надевай пальто. Или не надевай.

Аня вопросительно посмотрела на меня.

– Не надевай, и мы не станем никуда идти, а останемся здесь, в тепле и уюте, и будем наслаждаться друг другом, и дарить внутреннее тепло, и…

– Я готова, – бесцеремонно прервала она, возникнув прямо передо мной уже в верхней одежде.